– Давай кось, Ванятка, загрябай! – командовал Фирька, – Да, ловчее ты! Шшас всю рыбу упустишь, экий ты разиня!

Мальчики, сопя и увязая ногами в илистом дне, бродили по пояс в воде, загребая её в сетку. Выйдя к берегу, оглядев свою рыбацкую добычу – несколько мелких рыбёшек, больше похожих на мальков, Фирька довольно провозглашал:

– Глянь кось скольки попалося. Ишшо раза два зайтить, и на жарёху хватить.

Летними вечерами, когда все дела по хозяйству заканчивались, и детей отпускали поиграть на улицу, детвора высыпала из дворов на большую поляну. Начинались игры: в лапту, в казаки-разбойники, плетень, бабки, четыре стороны, городки и многие другие.

Жара к тому часу спадала. Солнце уже уходило за горизонт, за реку, купая свои золотые бока в тёплых волнах спокойной Янгельки. Над большой поляной на косогоре стлался лёгкий туман. С реки тянуло прохладой, смешанной с медовыми запахами трав. И только когда яркий месяц выходил на небо в окружении множества мерцающих льдинками звёзд, ребятишки нехотя расходились по избам.

Порфишка во всех играх был главным «генералом», заводилой. Он складно сказывал сказки, которые сам слагал или пересказывал, слышаное им где-то, обставляя своими придумками. Байки его изобиловали шутками и озорством. С Фирькой всегда было весело и интересно. Ребята гурьбой ходили в лес по грибы и зрелки, собирали орехи в лещине. Они ловили ящерок и ужей, играли с ежатами. А уж если косого заприметили или лисицу, то баек было на неделю. Всё лето и осень промышляли дети в лесу, собирая дары природы. Их добычей были душистые травы для ароматных настоев, всяких лечебных надобностей и добавки ко щам. Заготавливали они грибы и ягоды. Когда же подкрадывалась осенняя хижа*, в ещё погожий денёк, ходили со взрослыми на балагту* по клюкву да бруснику. Собирали её в большие берестяные короба.

За пышной осенью, с её царскими одеждами золотых и пурпурных расцветок, наступала уже беспросветная хижа. Поля и леса обнажались, затягивались промозглой хмарью.

Ваня помогал батюшке во всех делах по хозяйству, скучая по Фирьке.

В селе была организована школа, в которую ходил Порфишка, а Ваню батюшка в школу не пускал:

– Энта грамота нам ни к чаму, баловство одно. Без её деды и отцы наши справно жили и мы сдюжим, како ни то, – говаривал он.

У Фирькиного отца было на этот счёт своё суждение:

– Учись, Порфирий, – наставлял он сына, – грамотным быть оно завсегда пользительно. Можа, в церкву служкой возмуть коды, али писарем в сельский приход. Важнейший человек! – поднимал он вверх свой указательный заскорузлый палец, – Разуметь должон!

И Порфирий учился, старательно и с удовольствием. Учёба давалась ему легко и почти всё, о чём узнавал в школе, рассказывал он другу своему Ваньке при редких встречах.

После слякотной поры с нудными, холодными дождями, сырыми ветрами, и зябкими, тёмными вечерами поздней осени, наконец, приходила белоснежная красавица зима. И жизнь в селе опять оживала: избы смотрели весело своими подслеповатыми оконцами на белый свет. Из труб вверх поднимались голубые дымки, завиваясь в морозном воздухе колечками. Снег ложился парчовым белым одеялом на плетни и крыши. Он закрывал дорожную грязь, крепко скованную морозом. А потом и река покрывалась толстым, синим льдом – приволье для ребятни! Каталась детвора с крутого берега Янгельки на деревянных салазках, скользя далеко по льду. Строили дети снежные крепости и лепили баб из снега. А уж катание на лошадях, запряжённых в сани, вот где лучшее удовольствие! Ванька и Фирька вместе ставили силки на зайцев и глухарей, бегая в заснеженный лес, ловко управляясь со снегоступами.