Жаров наконец поднял на меня свои ореховые глаза, как у довольного и сытого дикого кота после умерщвления случайной добычи. Некоторое время изучал меня, не спеша отвечать. На его лице явственно отражалось желание пробраться мне в череп и хорошенько там покопошиться.

Помимо журнала на рабочем столе были горой свалены папки по исследованиям, спонсируемым грантодателями. К этим трудам я, к сожалению, не имела никакого отношения, однако заполнение отчётности доверили именно мне. Как козе отпущения. И кажется, со вчерашнего дня гора успела вырасти на пару дел. Ещё немного, и я окажусь погребена заживо под чужими проектами, подготовку отчётов по которым повесили на мои плечи. Вполне вероятно, до их сдачи о моей кончине никто и не узнает. В мою каморку даже уборщицы редко заглядывали.

Я испытывала несвойственное мне смущение оттого, что занимаюсь бесполезным трудом вместо ведения научной деятельности.

– У вас в семье, видимо, принято нарушать договорённости, – наконец он положил журнал поверх папок, оглядываясь по захламлённому кабинету с таким видом, будто у него аллергия на пыль. И возможно, немножко на меня. – Но со мной этот трюк не пройдёт, Калинина. Мы пожали руки. Забыла?

Как жаль, что срывать нашу сделку теперь совсем не в моих интересах. И всё же я не могла сдержаться от акта протеста.

– Лапать меня на глазах у всего коллектива было необязательно, – процедила сквозь зубы, наблюдая, как Жаров поднимается с моего стула, вырастая, как гриб из сказки. Тут же заполняя собой всё пространство. – Ни о чём подобном мы не договаривались.

Сама удивилась, насколько ворчливо звучал мой голос. И поморщилась. Когда я успела превратиться в бабку?

– Лапать? – смакует слово, которое, должно быть, последний раз употреблял в пятнадцать лет, сидя на последних рядах кинозала с первой подружкой, – я всего лишь держал тебя за руку. Жест – невиннее не придумаешь.

Сглатываю, ощущая, как под его пристальным взглядом щёки вновь загораются румянцем. Не могу же я ему выложить рассказ про вихрь захвативших меня эмоций от нашей близости, природу которых я сама не могу разгадать. Но, главное, я совершенно не была к ним готова.

Единственно верным решением было держаться от Жарова подальше.

Да только я сама себе вырыла яму, хорохорясь перед Ирочкой.

Голову посетила мысль предложить Жарову заключить сделку именно с ней. Но почему-то эта идея показалась до ужаса отвратительной, и я её мгновенно отмела. Если кто и смеет мотать нервы Жарову, то лучше это буду я.

– Предположим, что я соглашусь продолжить наш уговор, – облизываю пересохшие губы, переводя взгляд от Жарова к окну, чтобы иметь возможность как-то сосредоточиться, – но при условии, что не будет больше никаких прикосновений.

Тишина, повисшая в кабинете, показалась звенящей.

Я всё же вернула глаза на место. Точнее, обратила их на Жарова.

Он смотрел на меня изогнув бровь.

– И как, позволь спросить, наши коллеги и твой муженёк поверят в нашу связь? – Жаров зачем-то понизил тональность голоса, приходясь им по моим нервам, как смычком по струнам скрипки.

Пожимаю плечами.

– А если им будет недостаточно доказательств этой… связи, нам придётся заняться публичным сексом? – слова слетели с губ раньше, чем я успела обдумать ответ.

Жаров присел на край моего стола, будто не собирался в ближайшее время покидать этот кабинет. И скрестил руки на груди с таким видом, будто принялся всерьёз обдумывать мой вопрос.

– Для начала сегодня мы вместе пообедаем. Необязательно сразу переходить к сексу, – с усмешкой заявил Руслан Анатольевич, отчего у меня из ушей едва не повалил дым.