В эпилоге я пишу о том, как новое равновесие, установившееся при позднем социализме, было жестоко разрушено перестройкой и распадом СССР, когда Воркута стала одним из центров забастовочного движения за экономические и политические реформы. Реформы и разруха девяностых годов быстро превратили Воркуту из витрины советского успеха в дурной пример советского провала. Публичная мемориализация ГУЛАГа, ставшая наконец возможной во время перестройки, тоже переплелась с советским распадом и постсоветским кризисом. В эпилоге я показываю, что Воркута в постсоветскую эру находится на грани выживания и наследие ГУЛАГа по-прежнему влияет на город в XXI веке.

В целом цель этой работы – переосмыслить солженицынскую метафору «архипелага». Изучение советской системы принудительного труда важно само по себе, помимо того, что оно помогает почтить память пострадавших и погибших. Важно также понять, что ГУЛАГ существовал не в изоляции от остального советского общества. Как показали многие работы последнего времени, он представлял собой фундаментальную часть советской системы, связанную с ней политически, социально, экономически и идеологически. Изучение Воркуты как гулаговского города и моногорода помогает исследовать эти связи. Тем самым я выдвигаю в этой книге новые идеи о роли принудительного труда в советской системе при Сталине и о его наследии в послесталинскую и постсоветскую эпохи.

В августе 1930 года геолог Георгий Александрович Чернов, недавний выпускник Московского университета, совершил замечательное открытие. С небольшой партией геологов, направленных в летнюю экспедицию на поиски угля на крайнем севере России, он пробирался вверх по реке Воркуте. В конце долгого дня Чернов взобрался на берег реки. Там буквально у себя под ногами он нашел большой угольный пласт. До конца сезона он обнаружил в общей сложности пять мощных, легкодоступных пластов угля исключительно высокого качества33. Развивая это открытие, следующим летом Чернов вернулся с группой из тридцати девяти «горных инженеров из Ухты». В 1931 году эти люди начали строить первое постоянное поселение и первую угольную шахту на месте будущего города Воркуты, за Полярным кругом, в одном из самых отдаленных регионов Европейской России34.

Этот нарратив об открытии, изложенный в серии публикаций в начале тридцатых годов и затем развитый самим Черновым в мемуарах 1968 года, замалчивает самую важную деталь открытия угля на Воркуте: начиная с лета 1931 года развитие угледобычи и строительство поселений происходили в рамках процесса роста системы тюрем, лагерей, колоний и поселений, известной как ГУЛАГ. Тридцать девять «горных инженеров из Ухты», прибывших на Воркуту, в действительности были заключенными, присланными из Ухтинской экспедиции – лагеря, основанного в 1929 году для колонизации и эксплуатации ресурсов близ поселка Чибью (позже переименованного в Ухту). Это место заключения, которое впоследствии переименовали в Ухтинско-Печорский лагерь (Ухтпечлаг), вскоре превратилось в крупный лагерный комплекс, занимавший громадную территорию в северо-восточном углу Европейской России35. Так область вокруг новооткрытого угольного месторождения на берегах Воркуты стала местом тяжелого труда, страданий и смертей тысяч заключенных и ссыльных.

В этой главе я исследую Воркуту в первые десять лет после открытия угля и первой попытки организовать лагерный комплекс. Это история аванпоста, отдаленного поселения, находящегося в сотнях километров от городов и транспортных сетей. В течение тридцатых годов развитие этого региона и его угольных шахт происходило неравномерными рывками, а внимание и контроль со стороны Москвы то слабели, то усиливались. Воркута, подобно другим малонаселенным регионам Советского Союза, воспринималась Советским государством как территория потенциальной колонизации, особенно в начале тридцатых. Колонистами должны были стать по большей части заключенные с юга и запада. Под руководством Генриха Ягоды, который возглавлял органы госбезопасности в первой половине этого десятилетия, строились планы оставить колонистов на месте после окончания их сроков перевоспитанными и «перекованными» – новыми постоянными обитателями советских окраин.