– Почему был? Он и ныне здравствует!

Гном перестал водить ножиком по точилу и уставился на меня.

– Виски? Херес?

– Ты о чём?

– Смешивал?

Я отмахнулся. Наглый гном мне попался. Корчит из себя не весь что, а сам чуть больше ножа моего, для чистки картофеля.

– Отец Наташкин, живёт в пригороде, в своём доме. Месяц назад шашлыки у него во дворе жарили.

– А-а-а-а! – Гоша улыбнулся.– Проблема ясна!

– И мне тоже!

– Наталья Николаевна, о которой я веду речь, видимо абсолютно не Наташка, дочь вашего Петровича, у которого вы жарили шашлыки месяц назад. Такой вот вывод, – он продолжил точить нож.

– Я тебя забрал в Наташкиной квартире. А ты о ком?

– Я о ком? – гном удивился. – Вчера духов вызывали?

– Ну.

– Кого?

– Ну, много кого. Есенина звали. Тухачевского, Карамзина, Петра Первого…

– А ещё?

Голова думать отказывалась.

– Слушай! Не до головоломок мне. Давай говори без загадок.

Гном остановился и принял снисходительную позу и выражение лица.

– Значит так! Александра Сергеевича звали?

– Пушкина что ли? Вроде да…

– Вот! Всё дело как раз в этом!

– Ты Пушкин? Что-то не похож! Ты же Гоша!

– Ты совсем дебил? Какой я тебе Пушкин? Я что? Кудрявый? У меня что, перо в руках?

– Нет, вроде.

Как я уже отмечал, гном был лысый и в руках у него сейчас был нож.

– Вы звали Пушкина. Но он же один, а вас что?

– Что?

– Много!

– И что?

– А то! Что Александр Сергеевич, не может ко всем придти. Это понятно?

Я согласился.

– Вот мне Наталья Николаевна и говорит. Сходи ты, Гоша, ответь им на вопросы. Не хорошо, когда люди надеются, а мы их просьбы без ответа оставляем.

– Наталья Николаевна… Гончарова что ли? – стало до меня доходить.

Гном подпрыгнул.

– Не всё потеряно! Память возвращается!

– Ну ладно тебе, не подтрунивай, а то не отнесу тебя к Наташке. Кстати, а зачем тебе в её квартиру.

– Я должен был до двенадцати обратно вернуться, – Гоша сел на рукоятку ножа. – Но тут, какая-то баба, завернула меня в пакет, вместе с тарелкой с котлетами. Пока я с котлетой расправлялся, пакет понесли. Вот так, как-то.

– Это Наташка! Она всем в пакеты свою еду раскладывала!

– Дрянь еда, я тебе скажу!

– Да я знаю! Так как ты теперь обратно?

– Мне надо попасть в ту квартиру сегодня, до двенадцати. Если не получится, застряну на год, до следующего рождества. А это, я тебе скажу, не очень хороший вариант.

– Вот оно что! Ты уже оставался у нас! Это поэтому у тебя речь далеко не пушкинских времён, а самых, что ни на есть, наших.

Гоша горько улыбнулся.

– Два срока. В позапрошлом году и пять лет до этого. Александр Сергеевич от моего сленга уши затыкает, слышать не хочет. Поэтому, короче, меня и сослали на половину Натальи Николаевны. А раньше, я у Александра Сергеевича около чернильницы сидел. Эх, какие времена были! Сколько он на мне своих поэм испытал! Улыбаюсь я и хлопаю, он поэму оставляет. Молча сижу, рвёт листок нещадно и в корзину кидает!

Позавтракали мы с Гошей. Мне яичницу, ему кусочек колбаски. Для порядка, выждали до одиннадцати. Вдруг Наташка спит ещё, после вчерашних гостей.

Я позвонил. Обрадовалась очень. Оказывается, после вчерашнего вечера, у неё куча еды осталось, есть некому. В мужа мол уже не влезает, меня с довольствием примет. А что было делать? Я так и сказал:

– Проголодался, напрашиваюсь на обед.

С Гошей договорились, что я оставлю его в пакете, в коридоре, а дальше он уже сам. Сегодня для него, я выбрал новый пакет, импортный. Разложил его на столе, Гоша в него вошёл, и мы отправились к Наташке. Ещё за долго до её дома, я стал чувствовать, что мне жаль расставаться с Гошей. И уже в Наташкином подъезде, я решился его спросить: