– Да дня на два. Может, за день уложусь, – мне стало неловко. – А он кто, Огородников?

– О-он? – художница взяла самокат и пошла к выходу, – О-он там туз бубно-овый, в испо-олкооме, хоть и не председатель. Ты иди. И привет от меня передай.

Водитель остановил ПАЗик у самых крайних домов и открыл дверь, хотя его и не просили. Марина, значит, ездит тут всегда.

– Я тебя к испоолкоому-то по-одброшу, – шофер закурил короткую папироску и тихо засвистел какую-то незнакомую мелодию. – О-они там все чоо-окнутые. Сидят до но-очи. Как сиротки. Вроде и семей у них нету.

– А зовут его как? Забыл спросить Марину Сергеевну, – я оглянулся. Может, кто знает.

– Владимир Андреич, – закончив затяжку, выдохнул водитель. – Муж моей сестры дво-оюро-одной. Маринка ему сто-ол расписала в кабинете, да стулья. Хоть продавай. Красо-ота такая!

Он открыл дверь прямо напротив двухэтажного дома, большого, но похожего на игрушечный. Весь он был в вензелях, с резьбой орнаментной, выточками стамеской вокруг окон. И покрашен был строгой тёмно-зеленой матовой краской.

Я легко нашел Огородникова. Передал привет от Марины, про себя рассказал, про своё приключение. Огородников сказал, что фигня это всё. Деньги, пропали, бумага. Вот когда совесть пропадет и ум какой-никакой, это худо. Договорились завтра с утра везде объехать вместе с ним на его мотоцикле. Тогда за день управимся.

– А на работе вас хватятся? – сказал я глупость, видно, несуразную.

Огородников пожевал губами, матюгнулся вполсилы. В адрес работы, похоже. Потом показал мне стол свой и стулья с исключительно сказочными рисунками прямо по полировке, чего не могло быть в принципе. Никакая краска не ложится на полировку.

– Гениально сделано! – искренне восхитился я, потому, что в жизни такой декоративной красоты не встречал. – А что за краска? Как она на полировке улеглась?

– Маринка сама краски делает, – засмеялся Владимир Андреич. – Оона ими хоть во-оздух по-окрасит, хоть во-оду на Во-олге. Талант у бабы. Я ей говорил, что-об в Москву ехала. Там бы её с руками ото-орвали, миллиоонершей бы стала или каким-нито-о лауреато-ом. Нет же, не хоочет. Дура, в общем.

Я вспомнил сразу же Москву, содрогнулся внутри от поднятого чувствами ощущения нелепой и чрезмерной людской мешанины и порадовался за Марину, которая туда не поехала. В Москве можно только раствориться как кофе в чашке. А вынырнуть из этого раствора на заметное место, где тебя обнимут, поцелуют и озолотят – очень проблематично. Нереально просто. Если, конечно, не произойдет чуда, которого, как все знают, в жизни для обычного, не наглого человека, не бывает.

Потом мы с ним попили чай из термоса. Съели по паре бутербродов с пахучей местной колбасой, какую жена завернула ему в хозяйственную толстую бумагу. А потом он повел меня в клуб. Ночевать. До гостиницы далеко. Да и у него тоже денег с собой не было. В клубе сторож Витя, парень хромой и однорукий, взял раскладушку, мне всучил матрац и одеяло с маленькой подушкой. И отвел меня в биллиардную. Я разложил раскладушку между столами, кинул матрац, упал на него с высоты роста и каким день будет завтра просто не успел подумать. По-моему, уснул я ещё в полёте на раскладушку, так и не укрывшись одеялом. День прошел.

С утра я голодным себя не чувствовал. До девяти часов оставалось ещё море времени. Надо был глянуть – что за городец – этот самый Городец. Получилось так что я сразу наугад двинул в старый город, где половина домов – или музеи какие-то, или сами – экспонаты древности. Я много не буду рассказывать про Городец. Потому, что получится отдельная не очень худенькая книжка. Это уже в следующий раз. Может, и напишу. Но если коротко, то таких милых, уютных и похожих на добротную декорацию для красивого мультика городков и деревенек я никогда не видел ни до, ни после. Город этот старинный, можно сказать – антикварный. Он практически ровесник Москвы. В 1152 году его основал сам Юрий Долгорукий. Потом его и палили, и разваливали разные монголоидные орды вроде воинов Батыя, и волжские булгары, и свои родимые, но завистливые русаки. Но Городец отстраивали таким же, каким он был до разорения, мастеровые мужики, которые умели всё. Как получилось, что в одно место на Волге судьба- индейка собрала, сгрудила и повязала общей любовью к Городцу великое множество талантливых мастеров – не могут объяснить и сейчас. А тогда об этом и не думал никто. Говорили практично, без щансов на возражения: – Такова воля Божья.