Выступили в начале лета. Казаки мало что знали о путях-дорогах, выбранных атаманом Иваном Болотником, как звали того в лагере. По пути к атаману постоянно кто-нибудь присоединялся. Особенно много было из беглых ближних боярских усадеб. Их тут же распределяли по десяткам, сотням, ставили начальников, слегка вооружали, чем придётся, и шли дальше.
– Слышь, Сафрон, – шептал на ухо казаку Данилка. – Кругом людишки боярские восстают и бегут кто куда. Много к нам прилепляются, но и в разбой бегут. Громят боярские усадьбы и прочих помещиков. Полная смута в крае!
– Сколько же можно народ мордовать и плетьми лупцевать? – Сафрон сам наблюдал разорение и нищету голодного народа.
Подошли к Ельцу. Здесь слух разнёсся, что царевич уже в Стародубе и собирается выступить на Москву.
– Что творится здесь, Сафрон! – чуть не кричал Данилка. – Почти все города восстали и ждут прихода царевича. Неужто Москва устоит против такого навала? Жуть берёт, что может произойти!
Сафрон помалкивал. Он ещё не совсем оправился от горя и часто впадал в прострацию, ничего не слышал и подолгу молчал. Данилка побаивался этого, однако и тревожить лишними вопросами не осмеливался.
А слухи ширились, обрастали всяческими небылицами. Появлялись разного рода предсказатели и юродивые. Они вещали всяческие беды на головы неизвестных врагов, и особенно на голову государю Ваське Шуйскому. Похоже, что всяк его ненавидел и желал быстрейшего его конца.
Наши друзья редко видели атамана Болотника, и Сафрон был доволен, что у него почти не бывает даже разговоров с сотником и тем более с атаманом его полка.
Вскоре стало известно, что к Ельцу подступает царское войско, и Болотник оповестил, что войско остаётся в городе и сядет в осаду.
– Неужто снова, как в Кромах будет? – воскликнул Данилка, и Сафрон понял, что этот молодой казак сильно недоволен таким поворотом. – Этак никакого добра не добудешь! А как же семья, Сафрон? Что скажешь на это?
– Дурень ты, Данилка! Какая семья, когда неизвестно, будешь ли ты жить после этого сидения! Слышал, какое войско нас должно обложить со всех сторон? Молись, чтобы Господь даровал нам жизнь, а ты о семье уже печёшься.
Данила перекрестил лоб, вздохнул и долго молчал. Слова Сафрона его не убедили, но заставили пересмотреть свои намеренья.
– Ладно, Сафрон. Ты прав, а я дурак. Будем молить Бога, чтоб сохранил нам жизни и дал благополучия в делах наших.
Царские войска вскоре окружили Елец и тут же начали обстрел крепости. Казаки по приказу Болотника отвечали вяло, но урон производили хороший. Царское ополчение особенно несло большие потери и уже прыть свою поубавило. А штурм, начавшийся вскоре, был отбит легко, с большими потерями для царёва воинства.
– Что-то царь собрал не то воинство, Сафрон, – как-то заметил Данилка. – Ничего у них не получится. А я уже сейчас имею немного для будущего. А?
– Да что ты только о добыче и помышляешь? – вдруг вспылил Сафрон.
– А за каким хреном я тут мучения принимаю? Нужен мне тот царь или не нужен? Мне всё едино! Лучше жить не будем, кто бы ни сел в Москве!
Друзья потом день сердились друг на друга, но отступление войск царских тут же примирило их.
Уже на следующий день после отступления противника Болотников отдал по войску приказ идти в Путивль, где по слухам должен быть царевич.
– Это ещё лучше, – заявил Данилка, радуясь попасть в благодатный район, где легко надеялся обменять награбленное добро на монеты, звон которых так привлекал его душу.
Лагерь устроили за пределами города, раскинув шатры и шалаши, благо на дворе было лето, и лишь комары и редкий дождик омрачали жизнь всего войска.