Уста молчат, и всё в ночи молчит…
Чуть-чуть в тиши стучат часы неугомонные,
И время заполночь уже давным-давно,
Дождя осеннего шуршанье монотонное,
Холодных капель дробный стук в окно…
И всё. И тишина. В ночи кричит бессонница,
Песком набитыми глазницами кричит!
Душа отчаянно к тебе с надеждой просится:
«Любимая! Согрей меня в ночи!»
Но как далёко ты теперь, моя любимая,
Со мною рядом ты, но рядом тебя нет…
Ну, обними меня! Согрей меня! Люби меня!
Молчанье вечное лишь будет мне в ответ…
3
Все вопросы решены,
И на всё готов ответ.
Зло, добро – всё знаем мы,
Только счастья нет и нет.
Есть квартира, мебель, дети —
Всё, что хочешь, назови,
Только счастья нет на свете,
Потому что нет любви.
Наступи на горло песне,
И не будет песни – хрип!
Пой, старайся, но хоть тресни —
Нету песни. Ты осип.
Так в семье – один невольник,
Где-то ходит милый друг.
Превратился в треугольник
Замкнутый семейный круг.
4
Затравили, обложили, жду лишь выстрела…
Что, сердчишко, так отчаянно дрожишь?
Умирать не хочешь? Веришь искренне?
Ну! Еще лишь чуть! И убежишь!!!
Нет, не убежишь. Тесней сжимается
Зла людского душное кольцо.
Вон рука злорадно поднимается,
Чтобы камень бросить мне в лицо!
Что же, бейте, сволочи и серости!
Всё приму, распятый на кресте
Своей глупости, надежды, веры, верности!
Верности? Чему?! Пустой мечте!!!
Истоптали всё в душе, изгадили,
Ничему святому места нет.
Это – жизнь! Её мы не пригладили.
Это жизнь – вонючий туалет.
В нём справляй нужду большую, малую,
Можешь предавать, и врать, и пить,
Спать с чужою похотливой бабою —
Ей ведь тоже «хочется любить»!
Что угодно можешь – всё дозволено,
Нет запретов и ни в чём границ!
Ножки задраны в капроне, ручки холены,
И партнёр облизан до яиц!
Мы же жизни цвет – интеллигенция
С запахом дезодоранта и духов!
И у нас в кармане индульгенция
Вечная на отпущение грехов!
Ни за что сегодня не в ответе мы.
Как приятно нам томление в крови!
Что грехи! Мы завещаем детям их,
Ну а наше счастье лишь в любви!
Впрочем, что мне гневаться так выспренно?
Кто прицелился? Не разглядеть лица…
Затравили. Обложили.
Жду лишь выстрела.
Вот оно – предчувствие конца…
5
Я живу как во сне, в ожиданье опять.
А чего же я жду? Не пойму…
Тридцать семь на носу. Не пора ли кончать?
Что ж, судьба, всё, что дашь мне, приму.
В тридцать семь пули боль Пушкин принял в живот.
А кому он обязан той болью?
Натали, Натали! Твое имя живёт,
За бессмертье заплачено кровью…
Жизнь, любовь или смерть – выбирает поэт,
Словно в кости с судьбою играет…
Жизнь пуста без любви. А любви уже нет.
Потому его смерть выбирает.
Я живу как во сне, и не жду я чудес,
Лишь на сердце привычная скука.
Я не Пушкин, увы. Да и он не Дантес…
Не Дантес, но такая же сука.
6
Сами собою слагаются в строки
Эти такие простые слова.
Грустные строки, последние сроки,
И серебрится вовсю голова.
Что же мне делать? И чем мне измерить
В сердце своём одиночества грусть?
Может быть, просто пытаться поверить:
Пусть всё, что было, – приснилось мне! Пусть!
Пусть всё, что было, – как будто бы не было,
Пусть предстоит всё сначала начать!
Грустно замкнуты уста помертвелые,
В горькой улыбке молчанья печать…
Нет, не забыть, не уйти, не избавиться —
Вечно в душе будет камень лежать.
Можно любить, волочиться и нравиться,
Только сначала уже не начать…
«Всё потери, потери…»
Всё потери, потери,
Тяжесть прожитых лет…
Чем потери измерить?
Им и счёта-то нет.
И от каждой потери
Умирает душа.
Вновь у запертой двери
Я стою, чуть дыша.
Моё тело устало,
Не открыть мне ту дверь.
Много ль прожил иль мало —
Сам не знаю теперь.
Повернусь от порога
И пойду снова прочь.
А куда та дорога?
И на улице ночь.
Понапрасну стучало
Моё сердце в ту дверь.