Прием во Всемирную психиатрическую ассоциацию (WPA) привел к активным попыткам спецслужб подменить НПА подставной одноименной организацией, которые продолжались два года до визита инспекционной комиссии WPA. Оказалось, что в наши ряды было внедрено четверо провокаторов, которые – после неудавшегося путча – назвались нашим именем и были сознательно быстро зарегистрированы союзным Минздравом, хотя не были психиатрами[5]. Кроме того, чтобы дискредитировать нашу деятельность, от уголовного преследования предохранялась другая одиозная организация, которая за плату снимала психиатрические диагнозы.
В эти годы мы нашли понимание и поддержку у многих зарубежных коллег благодаря непосредственным встречам с д-ром Фоссом (Норвегия), Жаном Эймом (Франция), Джимом Берли (Великобритания), Мелвином Сабшином и Хуаном Меззичем (США), Реем Фрибери (Канада), Генрихом Уве Петерсом (ФРГ), Хуаном Лопес-Ибором (Испания), Норманом Сарториусом (Швейцария), Марио Майем (Италия), Амноном Карми (Израиль), Ахмедом Окашей (Египет), Сиднеем Блохом (Австралия) и многими другими. А в качестве иностранного члена в НПА вступил Вольфганг Кречмер (ФРГ).
Александр Иосифович Рудяков
Борис Андреевич Протченко
НПА с самого начала и постоянно в последующем позиционировала себя не как замену или противостояние массовому обществу, а как своего рода гвардию в нем, накладывавшую на себя значительно большие обязательства и берущуюся за наиболее острые и сложные дела, от решения которых массовое общество уклоняется. Ассоциации удалось сохраниться, не изменяя себе, благодаря достойной позиции в любых обстоятельствах, а не искусственному привлечению новых членов, мы даже исключали многих. На переживаемом этапе общественного развития в нашей стране такого рода модель двух обществ и их сотрудничество является наиболее адекватной для пользы общего дела.
Виктор Миронович Гиндилис, выдающийся медицинский генетик в области психиатрии, за исследования которого М.Е. Вартанян получил звание академика
Аким Исаакович Ойфа, известный нейропатоморфолог, д.м.н., единственный, кто посмел обосновать изнасилование в деле полковника Ю.Буданова
Принятая на Учредительном съезде Декларация НПА (НПЖ, 1991, 1) завершалась утверждением, что «необходимо формирование снизу из профессионалов независимых психиатрических ассоциаций на разных уровнях, альтернативных подведомственным структурам не столько по программе, сколько по профессиональности исполнения. Это привнесет дух свободной конкуренции и даст на все взгляд независимого наблюдателя. Без существования таких общественных независимых ассоциаций перечисленные выше принципы неосуществимы». Устав Ассоциации был опубликован в 1990 и 1991 гг. (НПЖ, I, 7–9), последняя редакция в 2005 г. (НПЖ, II, 79–87).
Годы подъема (1990–2000)
Первая годовщина создания Ассоциации 11.03 Л 990 ознаменовалась первой в истории советской психиатрии совместной экспертизой Всесоюзного общества психиатров (А.С.Тиганов, Б.Д.Шостакович, В.Ф.Матвеев) и НПА (Ю.С.Савенко, В.М.Серпилин, Г.Н.Соцевич, Д.А.Черняховский) спорного больного. Речь шла о шахтере из Донецка Р.Шакине, уволенном за разоблачение злоупотреблений администрации шахты и упорно отстаивавшем свои права. В 1981, 1982, 1983, 1985 и 1987 гг. его насильственно госпитализировали в психиатрические больницы Донецка и Киева с диагнозом «шизофрения», а в 1985 г. после 10-месячного лечения даже признали недееспособным. Только в Бехтеревском институте в 1988 г. выставлен диагноз «паранойяльное развитие личности у резидуального органика». В 1989 г. в Центре психического здоровья в Москве – снова диагноз «шизофрения», спустя месяц в НПА – «психически здоров». Через полгода в Институте им. Сербского – «паранойяльное развитие у психопатической личности, не исключена шизофрения». В январе 1990 г. в клинике Н.М.Жарикова – «шизофрения». В результате 4-х часового разбирательства совместная комиссия пришла к единодушному выводу: «Признаков психического заболевания испытуемый не обнаруживает, в диспансерном психиатрическом учете не нуждается». Однако, решение комиссии имело только рекомендательный характер. Поскольку Шакин не имел родственников, он даже не имел возможности подать заявление о пересмотре недееспособности. Уникальность этой истории не в радикальной смене диагноза, а в самой возможности провести совместную экспертизу.