Понятие, как видим, разрушает стихию лицемерной буквы учения с её никогда неисполнимыми обещаниями. Отныне в этом определении отсутствует какой-либо намёк на его сверхъестественность и примитивно языческий, сакрально-мистический дух. Теперь оно заключено в строгие рамки логически-рационалистического мышления. Богом Отцом Сына Человеческого является критически мыслящий человеческий разум. Условием его существования был и останется философский скептицизм с его принципом гуманного отношения к своему предмету исследования, а значит и к его авторам, а также к людям, которые ошиблись в выборе средств его интерпретации.

Библейское понятие – как нечто общее и единое для всего учения выступает на страницах Библии в образе известного всему человечеству предмета поклонения – языческому богу – творцу всего сущего. В этом и заключается обман учения, его уникальная, всесовершеннейшая хитрость разума, которую Христос назвал своей сетью или силками, а пророки «египетским пленом», «ярмом Египта», «пагубной сетью», «водами Чёрмного моря» и т. д. А мы можем назвать этот обман ещё и интригой, заброшенной в мир гениями античной эпохи, рационалистическим духом которой был напоен весь древний Восток. В том числе и Палестина. Интрига в форме хитрости, подобно лакмусовой бумажке, определяет моральную сторону человека: врёт ли он или говорит правду, искренне верующий он или антихрист, т.е. лжеверующий. Вывод напрашивается сам собой: то сознание, которое Евангелия называют избранным, в мире не стало вскоре после смерти Христа и его апостолов. Идеологизированная язычеством неохристианская церковь уничтожала приверженцев истинного христианства без суда и следствия, объявив их миру еретиками и кощунами.

В адрес именно этого «Бога» – понятия в маске языческого бога Павел отсылает следующие слова: «Бог, сотворивший мир и всё, что в нём, будучи Господом неба и земли, не в рукотворных храмах живёт. И не требует служения рук человеческих, как-бы имеющий в чём-то нужду. Он сам даёт всему жизнь и дыхание и всё… Мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого… Делаемые руками человеческими (боги. – Авт.) не суть боги» Деян 17:23—25.

Визуальность этих слов очень легко вводит человека в религиозное заблуждение относительно христианской идеи о воскрешении. Дескать, апостол говорит о язычестве, а не о христианской вере. Мы – христиане, а не язычники. Но Павел говорит обоснованно: в христианском мировоззрении «Бог» перевоплощается в человека, в его плоть. Это выражение понимается буквально. Именно против буквализма и выступают все сотрудники дела, его философы. Христианство – язычество с его теперь уже единственным богом. Его идеологи «единого» подменили «единственным», что указывает на духовную ущербность «бедных вещественных начал», на его монотеистическую сущность.

Слова Павла, читаемые через понятие, оживают, наполняются живым значением, приобретают способность развиваться, т.е. оказывать своё влияние на выводы относительно всего учения и его «великого дела»: человек разумный, мыслящий теоретически, создаёт учение с его двумя сторонами и соответствующими им сферами знания. Это учение – тот храм, в котором живёт его Господин. Ему подчинены обе сферы учения. Он первую сферу преобразует во вторую, смерть истине трансформирует в её и для неё жизнь вечную. А это уже и есть то воскрешение, о котором пишут евангелисты. Апостолы, в том числе и апостол Павел, служили этому Господину и называли себя и своих единомышленников «родом Божиим». Что в понимании цивилизованного, а значит, философски образованного человека означает одно: авторы концептуальной модели мышления были философами-теоретиками. Их ПОНЯТИЕ, как единое во всеобщем, уже в их время имело признаки научности: научное понятие. Далее мы встретим неопровержимые аргументы для этого парадоксального, а может и даже сумасшедшего утверждения. Ну что поделаешь! Философия, говорят, должна быть сумасшедшей, взбадривающей человеческий интеллект, не позволяющей ему погружаться в спячку. А иначе она уже и не философия, а переливание из пустого в порожнее.