Вот так она и сделала. Мор отправилась назад, к себе домой. И оставалась там, покуда не скончалась, и ее не похоронили ярдах в двадцати от хижины.

Вот так. Ну да не об этом моя история.

Моя сестра Кать вышла замуж и провела всю свою жизнь в маленьком домике в деревне. Муж у нее был хороший охотник. Я часто брал в руку весло и держал парня под водой всякий раз, как нам требовались крабы для наживки. Однажды я продержал его слишком долго, он едва выбрался на поверхность, весь был синего цвета и с тех пор уж мне больше не доверял.

Дом, в который Кать вышла замуж, был похож на тот, из которого она ушла, и точно так же там держали яйца – под крышей в задней части дома. Мужа ее звали Пади Шемас, а отец его был Шемас-старший. Они были родом из семьи Гыхинь. Пади собирался пойти в армию, прежде чем женился, но отец все говорил ему:

– Пади, это ведь тебе, парень, гора на плечи, – давая понять, что сыну надо брать ношу по себе. Всякий раз, когда у деревенских случались ссоры и драки на рынке или ярмарке, Шемас-старший был во главе, кем-то вроде зачинщика. Он приехал на этот Остров из Балиферитера. И муж, и жена – оба были способны ко всякой грубой работе, но умом и сноровкой не отличались. Под крышей дома были куриные гнезда, и для Кать не составляло большого труда залезать туда и присматривать за ними, но это ей нравилось гораздо больше, чем вынимать оттуда яйца.

Сейчас я на время должен буду оставить их спорить и ругаться друг с другом, пока моя история не приведет к ним снова.

Мой брат Пади женился через год после Кать на девушке из Дун-Хына, дочери ткача. У них родилось двое сыновей. Когда она скончалась, младшему было всего три месяца, и пришлось моей бедной матери взяться растить его, после того как она уже подняла на ноги собственных детей. Майре все еще жила в Америке, Нора и Айлинь – дома. Майре не хотела возвращаться, пока две другие сестры не окажутся в Штатах вслед за ней. Так потом и вышло. Совсем скоро Майре переслала им деньги на проезд. Всего через год они уехали. Когда Майре убедилась, что у сестер уже раскрылись глаза и они смогут позаботиться о себе на новом месте, то стала подумывать над тем, чтоб выдвигаться обратно. Здесь у нее все еще жил маленький сын, и ей нужно было прибегнуть к помощи правосудия для него и для себя самой, чтобы привлечь по закону дядю, который оставил их без средств. Майре без промедления отправилась в путь и прибыла на Бласкет в конце осени, взяв с собой в дорогу без малого сто фунтов.

Вскоре после приезда Майре привела в действие судебные законы. К тому времени как она закончила разбираться с дядей, братом ее мужа, ценного у него осталось немного. Сама Майре получила большую компенсацию, а сумму, что причиталась ее сыну, положили в банк. Незадолго до того ей стукнуло в голову выйти замуж еще раз – за здоровенного и крепкого молодого увальня, у которого совсем ничегошеньки не было, кроме одежды, да и та была уже неважнецкая.

Они выстроили себе домик и зажили там, как и все. Здоровяк оказался хорошим охотником; и, конечно, сама Майре жила бережливо и чутко, как кролик, – то есть как всякий, кто повидал Америку и провел там какое-то время.

Когда сын Майре вырос, он и сам отправился в Новый Свет, а вскоре та же муха укусила моего брата Пади. Никто и не знал, где он, пока он уже не переплыл пол-океана на запад. Двое его сорванцов остались с моей матерью. К тому времени отец уже крепко состарился, и в конце концов не осталось никого, кто мог бы содержать дом, кроме всеобщего любимца – меня. Я был любимчиком ровно до тех пор, пока мог сидеть у них у всех на коленях. И погляди, как же скоро пришлось всем нам расстаться друг с другом. Были потехи, шутки, время, которое мы проводили с удовольствием до еды, за едой и после, а теперь ничего не осталось, кроме голоса ведьмы-соседки да бормотания Томаса Лысого. Но хорошо хоть они еще здесь, как говаривал цветущий мужчина дряхлому и скрюченному.