Всю дорогу к школьному дому я был бодр и весел, и Нора держала меня за руку. Бедная Нора думала, что я устрою ей представление, но я не стал. Учительница ждала в дверях школы и протянула мне замечательное яблоко. Войдя внутрь, я изумился, поскольку не увидал больше ни единого яблока ни у кого другого. Но она не собиралась каждый день давать нам яблоки, хотя я-то подумал тогда, что так оно всегда и будет.

Это было подарочное яблоко, такое давали каждому ученику в первый день учебы, а поскольку для меня это и был первый день в школе, как раз по этой причине я его и получил.

Я не очень смотрел по сторонам, пока не прожевал свое яблоко, но времени на это потратил немного, потому что в ту пору моя жевательная мельница была в полном порядке, чем сегодня я похвастаться не могу. Затем я обвел взглядом весь дом. Увидел книги и бумаги, наваленные небольшими грудами в разных местах, черную доску, висевшую тут же на стене, и белые пометки, оставленные на ней там и сям, будто бы сделанные мелом. Меня до крайности заинтересовало, какова же в них суть, но тут я увидел, как учительница вызывает старших девочек к доске. В руке у нее была тонкая палочка, которой учительница показывала на эти отметки, и тут до меня дошло, что разговаривала она с ними какой-то чудной речью. Я толкнул Патса Мики, сидевшего позади меня на лавке – того самого Патса Мики, который над нами Король по сей день уже с давних пор, и он же вместе с тем у нас почтальон.

Я шепотом обратился к нему и спросил, что это за потешная беседа происходит между учительницей и девочками возле черной доски.

– Дьявол побери мою душу, да чтоб я знал! Только думаю, что речь это такая, какую здесь не поймут никогда, – сказал мне Король.

Я решил, что голод доведет меня в этой школе, но воистину недолго пришлось ждать, пока учительница произнесла по-английски: «Playtime»[18]. Из-за этого слова у меня глаза полезли на лоб от изумления, поскольку я не знал, что в нем был за смысл. Я увидел, как вся толпа, что собралась внутри, разом вскочила на ноги и ринулась к двери. Норе пришлось схватить меня за руку, чтобы я не опрокинул лавочку. Все мы разошлись по домам.

Дома нас ждала пригоршня холодной вареной картошки. Ее оставили возле очага. К ней у нас нашлась рыба – желтые ставриды, а это очень сладкая вкусная рыба. Мать уже сидела дома, а у нее были кусочки улиток, собранных на пляже, потому что все вернулись со сбора, пока мы были в школе. Мама обжаривала улиток на огне и кидала нам по одной, словно курица цыплятам. Мы трое немного говорили за едой, но продолжали жевать все, что было, пока вдоволь не наелись. И тогда мать завела со мной разговор про школу, потому что раньше она боялась, что я подавлюсь, отвечая ей.

– Ну что, Томас, мальчик мой, разве не здорово быть в школе! – начала она. – Как тебе понравилась благородная дама?

– Дева Мария! Какое же большое спелое яблоко она ему дала! – воскликнула Нора.

Я совсем не был благодарен Норе за то, что она не дала мне ответить самому.

– Ты взял яблоко, Томас?

– Взял, мама. Но вот она откусила от него кусок, а Айлинь еще кусок.

– Но ведь яблоко было очень большое. Тебе еще сполна хватило после нас, – ответила Айлинь.

– А теперь брысь отсюда, мои хорошие, – сказала нам мама.

Мы провели в школе еще немного времени; Король все время сидел на лавке позади меня. Это был благодушный коренастый малый, и с тех пор он таким и остался. Мы с ним были одного возраста. Он часто показывал пальцем на других ребят, которые плохо себя вели: кто-то вопил, двое других в обе руки колотили друг друга, у некоторых крепышей то тут то там вытекала из носа большая желтая сопля. Королю не нравилось такое зрелище, и он всегда мне на него указывал. Взгляните на привычки, что присущи человеку по натуре с ранней молодости и никогда уже его не покинут. И с самим Королем так же: видеть вокруг себя что-то затрапезное, грязное не полюбилось ему еще в школе с ранней юности, в то время как прочих это нисколько не задевало. А потому ничего удивительного, что, когда к нам явились власти и им захотелось назначить кого-то на Бласкете Королем