– руки, поднятые к небу с курящимися благовонными палочками, и руки, поднятые точно так же, но со смартфонами, для селфи;

– лев повернул вытесанную из мрамора тяжелую голову и оскалил пасть;

– девушка: джинсики в облипочку, ярко-оранжевые крашеные волосы, из-под коротких рукавов белой майки по тонкой нежной девичьей руке спускается темно-синяя татуировка, розовые кроссовки, как и полагается, на босу ногу, из правого уха, занятого наушником, вьется белый проводок вниз к смартфону, торчащему из кармана на ее правой ягодице, – портрет паломницы. Девушка опускается на колени, вытягивает перед собой руки с благовонными палочками; замирает. Что просит она у Неба? Жениха? Здоровья для матери? Хорошую оценку на завтрашнем экзамене?

Он переворачивает страничку и останавливается – кофе допит, тело начало затекать от неподвижности. И, кстати, параллельно с записыванием он успел снять лежащим на коленях «Кэноном» и льва, и девушку с оранжевыми волосами, и монаха в белых кроссовках.

Нет, хорошо здесь. Правда, хорошо.

А наличие камеры под рукой – это еще способ видеть извне жизнь, в которую он сейчас погружен.

И он встает, укладывает термос и блокнот в рюкзак. Отдохнул. Он опускает глаза в повернутый вверх экранчик видоискателя «Сони». В видоискателе – каменный желоб прохода между двумя павильонами, и мимо него, опустившего взгляд в камеру, совсем близко проходит женщина, в видоискателе ее черный силуэт и – ощущение дежавю, но это не одна из тех, вчерашних девушек, это – сегодняшняя.

Он поднимает голову.

Вот она перед ним. Уходит. Она уходит от него по каменному проходу между двух вытянутых «теремов» – черные брючки, темно-синяя майка с коротким рукавом, в левой руке снятая кожаная курточка, шапка волос. И все. Больше ничего ему не досталось. Только ее походка – но и ее более чем достаточно: стремительная, легкая, это когда ноги несут тело сами, чуть раскачивая стебель позвоночника. На пять бы секунд раньше голову поднять! И ведь фотоаппарат был в руках. Но – прошла мимо. Не успел. И еще несколько шагов он сделал по инерции, оставляя ее за спиной и чувствуя нарастающий изнутри холодок. И остановился. И, не очень понимая, зачем, развернулся и пошел назад. Пошел вслед за ней.

Он шел, ускоряя шаги, почти бежал – ну и что? – она этого не видит. Ее проход и его полупробежка в каменном коридоре заканчивались спуском во двор, и он чуть притормозил наверху, дав «Кэнону» пару секунд настроить фокус. И нажал на спуск затвора. Она спускается по лестнице. Фигура целиком. Поворачивает объектив – девушка стремительно приближается, в кадре плечи, голова, чуть-чуть левой щеки, и – спуск затвора. И еще. И еще. Потом снова – вся фигура, она сейчас идет через двор. Останавливается, но снять ее лицо крупным планом он не успел. Она смотрит в его сторону, и он, сдвинув камеру вправо, снимает двух крохотных сестричек-близняшек в одинаковых платьицах и туфельках, гуляющих здесь с бабушкой. Классный кадр. Периферийным зрением он видит, точнее, чувствует ее движение – она медленно поворачивает голову, как будто ищет глазами кого-то во дворе. Впрочем, ожидания в ее взгляде практически не чувствуется, просто – панорамирование. Ее взгляд равнодушно скользит по нему, и опасение, что она заметит его фотораж, сменяется другим, непроизвольным: во дворе достаточно мужчин, несравненно более эффектных, чем он, и, поймав себя на этом чувстве, он усмехается почти радостно – до чего ж приятно вспомнить себя вот таким. Но при этом и облегчение.

Он ждет, в какую сторону она пойдет дальше – монастырь представлял собой вытянутую цепь дворов и двориков. До сих пор он шел вглубь монастыря, шел от входа, ну а женщина, похоже, ведет его сейчас назад, в сторону ворот.