– Я раньше тебя здесь не видела. – Я опираюсь локтями на стойку и смотрю на девушку в упор – выдержит ли она мою улыбку.

– Я работаю в «Кровавой Руби». – Она достает из-под стойки конверт, кладет и подвигает мне. – Какая-то девушка оставила его для тебя.

Наши пальцы соприкоснулись, когда я стала его поднимать. Что-то подсказывает мне, что это не случайно. Что ж, хорошо.

– Лоренто решил взять выходной? – спрашиваю я и достаю из конверта единственный листок.

– Говорят, он решил уйти на пенсию, на покой, – беспечно отвечает девушка. От этих слов я цепенею, смотрю на нее в упор. В нашем деле пенсия – вовсе не игры в саду с внуками. Но так поступить с Лоренто после стольких лет?.. В чем он провинился перед Руби, если она..?

– Ну да, – выдавливаю я из себя и отвожу взгляд в сторону. Невольно представляю, как Лоренто стоит на своем месте в любимом расшитом жилете и рассказывает очередную историю о тех диких временах в его далеком детстве, когда всем заправляли гангстеры. Я не сдерживаю себя, позволяю с головой погрузиться в воспоминания.

Но довольно скоро я закрываю дверь в прошлое и переключаю внимание на письмо. Сегодня мне нельзя отвлекаться, надо быть предельно собранной. Послание на мое имя из отдела в посольстве Алинора, в нем подтверждается, что принц действует по утвержденному плану. Засовываю конверт за пазуху и улыбаюсь девушке за стойкой, хотя внутри все клокочет и интуиция подает сигналы. Надо немного выпустить пар, снизить градус напряжения.

– Знаешь, – говорю я, – пожалуй, я задержусь и выпью бокал шампанского.

Она смотрит под стойку и достает оттуда хрустальный бокал с крупинками сахара на ободке.

– Позволь предложить кое-что другое. – Она ставит передо мной бокал и начинает творить. – Тебе понравится.

– Я бы предпочла шампанское.

– Прости, но Руби… – Она бросает на меня полный сожаления взгляд и начинает смешивать что-то розовое с пузырьками.

Ясно, она имела в виду, что Руби против того, чтобы я пила спиртное в клубе. Сегодняшний вечер чрезвычайно важен еще и по этой причине. Если я справлюсь, то стану значимой фигурой, и никто не сможет смотреть на меня сверху вниз. А пока я делаю вид, что не замечаю, как покраснели от негодования щеки, и равнодушно пожимаю плечами, будто мне нет до приказов сестры никакого дела.

Девушка медленно наполняет бокал, я беру его и делаю глоток. Пузырьки лопаются на языке, покалывая, и оставляют вкус персиков, хотя сейчас не их сезон. Стараюсь думать не об унижении в связи с отказом, а об этой роскошной альтернативе.

Руби говорит, что всегда надо использовать представившийся шанс получить удовольствие, и она права. Уж нам с ней известно, что такое голод и каково выживать лишь благодаря милосердию людей. С той ужасной поры прошли годы, но я до сих пор утром просыпаюсь в одной позе, даже если засыпаю с разбросанными в стороны руками и ногами. Я открываю глаза и вижу, что лежу, прижавшись к стене с одной стороны кровати, чтобы маме и сестре было свободнее, хотя мы уже давно не спим втроем.

Некоторые вещи не меняются. Даже сейчас, в этом клубе, я и Руби остаемся девочками, которые стоят на берегу и провожают свою маму на север, в Нюсрэю.

– Вы приедете, как только я найду работу, – сказала она тогда Руби. Та кивнула и начала отдирать от мамы мои руки, а я рыдала и отказывалась ее отпускать. Наверное, уже тогда я чувствовала, что мы прощаемся навсегда.

Никому из персонала клуба Руби не известно, откуда мы и как смогли забраться на самый верх. Никому не известно и о том, что в здании клуба когда-то был доходный дом, а мы вдвоем жили в крошечной, самой дешевой комнатенке. Это наша тайна – одна из тысяч вещей, что удерживают нас рядом.