— Черта с два земля твоя!

— А чья же тогда? — не выдержав, с вызовом воскликнула молодая женщина. — И интересно, по какому такому праву здесь находишься ты?

Маргрит стала вырываться. Но он снова стиснул ее запястья как тисками.

— Эта земля давным-давно принадлежит моей семье! И если ты сию же минуту отсюда не уберешься, то я… — Закончить она не успела.

— Кто ты такая? — спросил он.

Угрожающий блеск его глаз поугас, когда мужчина прищурился, пристально всматриваясь в ее лицо. Маргрит же узнала его сразу, как только глаза освоились с полумраком комнаты.

— А… ты одна из семейства Вестберг, точно? — медленно начал он. — Такая вредная была, с характером. Да как же тебя звать-то?..

Погоди, сейчас вспомню… Маргрит!

Молодая женщина не смогла сдержать истерического смеха — напряжение спало, и она вспомнила, когда в последний раз видела этого человека. Одежды тогда на нем было не больше, чем теперь. Несколько голых парней дурачились в прекрасный солнечный день в воде.

Над озером даже радуга появилась — столько в воздухе сверкало брызг!

— Хотел бы я знать, что тебя так развеселило? — проворчал он, отпуская ее руки.

— Это же ты, — задыхаясь от хохота, произнесла она. — Ты, Густав Бервальд! Я бы узнала тебя из тысячи. Любитель скандалов и драк! Укусил за ухо Снуппи, любимую папину собаку… Даже в церкви появлялся в разодранной рубашке, утверждая, что защищал подружку от морских разбойников!.. Ты всегда был плутом и любителем приключений! Хотя и подрос с тех пор изрядно… — И, не в силах больше ничего сказать, Маргрит засмеялась снова.

Густав Бервальд поморщился, задул свечу и сердито пробормотал в ответ:

— А ты всегда была занудой. Видно, возраст тебя нисколько не исправил.

— Да, пожалуй, — согласилась молодая женщина, немного успокаиваясь.

Смех наконец перестал ее душить, и Маргрит начала осторожно отступать, пока ноги не коснулись края кровати. Она опустилась на нее и сказала:

— Ты ведь точно Густав Бервальд?

— Кажется, ты хвасталась, что узнала бы меня из тысячи.

Он говорил слегка недовольным тоном, но не стоило его за это осуждать. Если только он помнил те давние времена, когда долговязая девица с сачком для ловли бабочек шныряла по кустам, чтобы подсмотреть, как Густав Бервальд и его подружка плещутся в озере нагишом, то, ясно дело, не мог испытывать к ней особой симпатии.

— У тебя тут есть полотенце?

— Конечно. Подожди минутку, сейчас найду. Тебя, кстати, устроит мой махровый халат?

Голос Маргрит снова зазвенел смехом. В последнее время ее эмоции напоминали качели: смех и слезы, сменяя попеременно, уравновешивали друг друга.

— Буду крайне признателен, — ответил Густав с подчеркнутой учтивостью.

— А где твоя одежда?

— У крыльца, на скамейке. Мне казалось, что я в прошлый раз оставил в доме полотенце.

— Скорее всего ты его где-то потерял. На вот, возьми мое, будь моим гостем!

— Честное слово, я понятия не имел, что здесь живешь ты, — сухо заметил Густав, беря на ощупь полотенце. — А то бы и близко не подошел к дому. Напугал тебя до смерти, да?

Ну, извини.

Он стал вытираться; Маргрит чувствовала каждое его движение. Она словно была отброшена в те времена, когда все казалось таким простым, и ей это нравилось.

— Ты ведь знаешь, что голым я тебя видела чаще, чем одетым… По меньшей мере раз в неделю вы с братьями ходили сюда купаться. И не всегда одни.

— А ты каждый раз пряталась в кустах и подглядывала за нами.

— И вовсе я не подглядывала! — запротестовала Маргрит, невольно покраснев. — Вы сами почти не прятались, да и владение это в конце концов моего отца. И потом, что возьмешь с непутевых Бервальдов?