И все же за доктором Роджерсом нужен был глаз да глаз, в особенности если Eu. R. Dudd пригласил его для того, чтобы, как и в романе Кристи, провернуть какую-то махинацию, инсценируя собственную кончину.

Наблюдая за тем, как Ломбард с надменной ухмылкой втолковывает что-то раскрасневшемуся Бренту, Нина вдруг поняла: Брент – сам скользкий тип, конечно, наверняка замешанный в чем-то неблаговидном, может, и в убийстве, и даже не одном, но он отнюдь не из разряда инквизиторов, что карает обманувших закон убийц сверкающим мечом правосудия.

А вот синеглазый нахал Филипп Ломбард…

При мысли о нем сердце Нины забилось сильнее, и она, закусив губу и отвернувшись, велела думать себе о том, что дома ее ждет Женя, ее Женя, и только ее, который, пока она тут размышляет черт знает о чем, попивает кофе.

И ждет, когда же Нина через семь минут вернется домой.

– Мисс, вы ведь все собираетесь на остров Альбатросов? – услышала она простоватый голос и, обернувшись, заметила переминающегося с ноги на ногу паренька, облаченного в бушлат и капитанскую фуражку.

Краснея, конопатый юноша сдернул головной убор и, неловко поправляя рыжие космы, представился:

– Нарракот, мисс. Я вас повезу.

Ну да, Фред Нарракот, местный житель, который переправлял «негритят», точнее, «альбатросов», на остров.

Только в романе это был пожилой человек, а тут – совсем еще зеленый пацан. Впрочем, присмотревшись, Нина поняла, что, вероятно, он все же старше, чем она сначала подумала, однако сути это не меняло: возраст Фреда Нарракота в этом мире существенно изменился.

Еще одно отличие в литературной вселенной.

– Альберт Нарракот, к вашим услугам, – запинаясь, произнес конопатый, явно смущенный тем, что говорит с юной дамой.

– А разве не Фред? – произнесла Нина, и молодой человек кивнул:

– Это мой дядя, но у него вот уже три дня как жуткий приступ люмбаго, и он попросил меня перевезти вас на остров, мисс.

Нина снова взглянула на часы, и до нее донесся пронзительный голос мисс Блор:

– Как я поняла, мы уже пять минут назад должны были отправиться на остров, но все еще сидим здесь. Не терплю ненужной траты времени!

Доктор Роджерс расхохотался:

– Ах, как ни старайся время наверстать, все равно каждому из нас предстоит свой смертный час, рано или поздно! Мне ли, врачу с Харли-стрит, этого не знать!

Он заливисто расхохотался собственной сомнительной шутке, а Ломбард громко произнес:

– Лучше поздно, чем рано, доктор.

Тот, резко смолкнув, заявил:

– Ну, все в руках Господа нашего всемогущего. Ну, или вашего лечащего врача!

И снова загоготал.

Опоздавшего гостя, которого, как сообщил Нине хозяин «Семи рысаков», согласно полученной им от мистера Дадда инструкциям, звали Энтони Марстенс, ждать не стали.

Ну да, в романе это был Энтони Марстон, а тут Марстенс, и в советском фильме его играл Александр Абдулов. Этот Марстон-Марстенс был первой жертвой, отравленной всего несколькими часами позднее, за ужином: его вина заключалась в том, что, будучи отвязным «мажором» тех лет, он, гоняя по проселочным дорогам с большой скоростью, сбил насмерть двух ребятишек.

В своем признании судья Уоргрейв объяснял, почему выбрал Марстона в качестве первой жертвы: вина его, по сути, менее тяжелая, чем прочих гостей-убийц, так как у этого типа напрочь отсутствовала совесть, поэтому и нечего ему страдать за содеянное – можно, подсыпав в шампанское цианида, избавиться от него сразу же.

Нина вспомнила процитированную Ломбардом считалочку из этого мира: «Десять альбатросов слетелись пообедать, один вдруг поперхнулся, и их осталось девять».

И дала себе слово, что не допустит, чтобы Энтони Марстона-Марстенса убили – ни первым, ни вторым. Она помнила кадр из советского фильма, когда игравший Энтони Абдулов, закашлявшись, падал лицом прямо на стол, а когда в следующей сцене его поднимали, все видели окровавленное мертвое лицо, в которое впились осколки разбитого бокала.