Ёшка тупо посмотрел на газету. Скула его, облитая йодом, сильно болела. Несколько часов назад оттуда вытащили кусок ивовой ветки, наверно, отколотый картечью. Ёшка до сих пор чувствовал себя котом, которого только что ошарашили по хребту длинным гулким осиновым колом.

– Кого убило? – хрипло спросил он, мутно глядя на Бурана.

– «Убило» – так говорят, когда внезапно молния попадает в башку, – ядовито сказал Буран. Он вытащил из-под себя перебинтованную заднюю лапу.

– Убили, значит, – нервно сказал Ёшка. – Я что-то не пойму, что у тебя за эмоции.

– А, эмоции? Эмоция тут может быть одна: хорошо, что самому кишки не выпустили в Голубниках. Если сдыхать, так где-нибудь здесь, поближе к дому. Хоть хозяева в землю закопают.

Ёшка с раздражением плюнул и отвернулся.

– Интересно, где Рольф? – продолжал Буран тем же ядовитым тоном. – Наверно, опять налакался какой-нибудь гнилухи и теперь пьян, как мартовский кот, впервые понюхавший пробку от пузырька с валерьянкой.

– Может, его убили? – тревожно сказал Ёшка.

– Убит только Мухтар, – сказал Буран.

– Как, разве? – воскликнул Ёшка.

Буран потянул газету за край, стряхнув с неё ледяной шарик Ёшкиного плевка, и на минуту углубился в чтение.

– Убит Мухтар, – сказал он после, с новой злостью отшвыривая скрипящую от мороза газету. – Тяжело ранена в позвоночник Линда, которую псы сумели дотащить до её дома, ранены Шарик, Налёт, Тузик и Буран, то есть я.

– А я? – сказал Ёшка, показывая скулу.

– Разве ж это рана, – сказал Буран.

– Здорово, ребята, – громко и нестройно раздалось вдруг со стороны куриного лаза.

Буран и Ёшка обернулись. В огород последовательно вошли Налёт, Дик и Запой. Налёт, белый с охристыми пятнами пёс с очень чёрным носом, хромал сразу на две передние перебинтованные лапы.

– Здоровеньки, – сказал Налёт. – Дик, смотри, они уже пьяные.

– Да Ёга особенно. Готовый! – сказал Дик, маленький кучерявый пёс-болонка.

Запой – ярко-чёрный с белой грудью пёс – не сказал ничего.

– Ребята, да вы что! – воскликнул Буран, вставая. С него моментально слетел прежний язвительный тон. – Вы, наверно, точно, пьяные. Дик! Тебе-то уже пять лет. У вас головы на плечах есть? Припёрлись гурьбой! Ёшку-то мои хозяева давно знают, как и его хозяев. А вас – нет, и может быть скандал. Стрелять в вас тут, конечно, не будут, но метлой по бокам получить можете.

– Ну чего ты бузишь, ну! – Налёт шутливо надвинулся на Бурана и пихнул его в грудь, отчего тот с морозным хрустом сел на газету.

– Налёт, он не рад, что мы пришли, – сказал Дик. Глаз его не было видно из-под кучерявой серебристо-белой чёлки.

– Тогда мы уйдём, – сказал Запой. – Нам тут не рады.

Тут Ёшка с Бураном действительно ощутили исходивший от кого-то из гостей запах спиртного.

– Ребята, да что такое? – воскликнул Буран, глядя то на одного, то на другого, то на третьего.

– А правда, чего вы пришли так все сразу? – спросил Ёшка. – Сейчас полдень, и облава!

– Облава кончилась, – сказал Запой.

7 января, как и несколько следующих дней, были временем всеобщего собачьего ликования. На улицах стали изредка, а потом всё чаще появляться собаки. Несколько обществ устроили шумные банкеты в кафе «Аромат». Веселье в нём достигло такой силы, что разгулявшихся псов пришлось утихомиривать спешно вызванному отряду собачьей специальной полиции ВСЕПЁСа «Шерл», но и потом кафе продолжала осаждать огромная толпа забывших всякую обычную конспирацию псов; пять собак было покалечено и убит ненароком влезший кот.

Ёшку, Налёта и Дика в эти дни можно было видеть во всех точках посёлка и окрестностей: они принимали активное участие во всех сборищах и заварушках. Рольф куда-то исчез ещё с памятного собрания в Голубниках, но Ёшке было не до него. Ёшка жил деятельной, кипучей жизнью: участвовал во всеобщей драке в Сейном лесу, в которой с обеих сторон приняло участие до 80 псов; в разгроме редакции и типографии бульварного еженедельника «Собачье утро», опубликовавшего клеветнический материал в связи с известным делом Джерри – Апсо – Тукая – Волгада, к которому Ёшка, как и кто-либо из Приречного общества, никакого даже косвенного отношения не имели – тем не менее, именно Ёшка первым ворвался в типографию, сбив с ног двух опешивших наборщиков, и опрокинул первую кассу со шрифтом; в разгоне полутораста котов, собравшихся отметить какой-то свой праздник, – от этого подвига на морде и ухе Ёшки появились две свежие глубокие царапины; в поездке более сотни собак на товарных платформах в соседний посёлок З., близ которого состоялся колоссальный пир, оплаченный местными обществами, которые и пригласили соседей отпраздновать окончание облавы, а заодно и 10-летие заключения мирного соглашения между собачьими обществами двух посёлков – вокруг оврага, в котором происходило гулянье, целый день валялись пьяные псы, из которых четверо замёрзли насмерть; и, наконец, в шумнейшем и буйнейшем праздновании 24-го дня рождения самого старого пса в посёлке Л. Аргуса Завойского.