От такой несправедливости Пельмень надул свои толстые губы и перешёл на другую сторону, предупредив:

– Чтобы к моему окну никто не подходил. Я один буду всем махать.

И он расселся один, как скряга, захапав целое окно.

Поезд нырнул в сосновый бор, и вагон наполнился запахами хвои и лесных гвоздик. Верховой ветер гулял в вершинах сосен и гнул их вслед проплывающим облакам.

Пельмень тёрся носом о стекло и время от времени быстро оглядывался, опасаясь, что его конкуренты незаметно подкрадутся и тоже будут подглядывать в его окно. Из-за этого сам чуть не проглядел бревенчатую церквушку, одиноко торчавшую на полянке среди леса.

– Церковь! – заорал Пельмень, спохватившись, и, будто никогда не грозился и окна не захапывал, позвал: – Идите сюда! Скорее! Да скорее же!

Витьке и Вовчику, конечно, стало интересно, откуда здесь взялась церковь, и они перебежали на его сторону, крича:

– Где, где?

– Да вон же, вон! – орал возбуждённый Пельмень и тыкал пальцем в стекло.

Дядя Женя отложил газету и тоже посмотрел:

– Это не церковь, – сказал он. – Это часовня над святым источником, – и рассказал предание: – В этих местах когда-то жил святитель Питирим. Однажды, гуляя по лесу, ему сподобилось найти иконку Божией Матери. Когда он её поднял, на этом освящённом месте из земли и забил источник. Вода в нём оказалась целебная, и люди, которые её пили, выздоравливали. С тех пор источник считается святым, и паломники ходят сюда за водой. И так продолжается уже около четырёхсот лет…

– Вот это да! – воскликнули ребята, поражённые древностью источника.

Несомненно, что за четыре века из него пришлось попить ледяной водички и русским богатырям, распаренным славной битвой, и князьям со своими дружинами, пропылённым многодневными походами на неприятеля, и странникам, уставшим после хождения в чужой сторонке, и обыкновенным путникам, и даже святым, которых теперь давно уже и в помине нет, а источник остался и всё так же приносит пользу людям.

От этого ссора показалась настолько мелочной, что про неё вспоминать не хотелось, и остальной путь ребята проехали в хорошем настроении, свободно перебегая с одной стороны на другую, чтобы не прозевать интересное за окном.

При одной такой перебежке тяжеловесный Пельмень наступил своему отцу на больную ногу, и ребята вмиг притихли, а сообразительный Пельмень отсел подальше, чтобы отец не достал ему по шее свёрнутой газетой.

– Я нечаянно, – унылым голосом сообщил Колюня.

Дядя Женя сморщился, потряс головой и хмыкнул:

– Надеюсь. А если бы ты специально наступил, я бы вообще без ноги остался.

И в назидание на будущее нагрузил на своего легкомысленного сынка второй рюкзак, когда объявили остановку, а сам пошёл без всего, едва ступая на ногу, которая распухла до таких размеров, что с трудом вместилась в расшнурованную кроссовку и цвет имела блестяще-лиловый.

На лесном тихом полустанке, где от шпал пахло разогретым на солнце креозотом, путешественников встречал лесник Иван Петрович. Глядя на его длинную согбенную фигуру, никогда не подумаешь, что он мог один, «вступив в схватку с тремя вооружёнными браконьерами, скрутить их», как о нём писала районная газета «Трудовая новь». И только зелёная фуражка, похожая на пограничную, но с кокардой из дубовых листьев, придавала ему нужную солидность.

– Здорово, парни, – сказал лесник и крепко по-мужски пожал всем руки. – Как добрались?

– Нормально, – ответил дядя Женя, но острый натренированный взгляд лесника разглядел расшнурованную кроссовку, и он спросил: – Что с ногой?

– Пустяк, – отмахнулся дядя Женя.

– В лесу пустяков не бывает, – суровым голосом осадил его Иван Петрович и, присев на корточки, стал осматривать ногу. – Эге, да тут, парень, дела покруче, чем в военных фильмах. А, насколько я понимаю, запасную ногу ты с собой не прихватил, поэтому придётся тебе, Евгений, в город возвращаться… снимок делать.