Через пятнадцать минут над нашими головами раздался топот маленьких ножек.

– Зажмурьтесь! – крикнула Кристен с верхней ступеньки.

Я взяла Брайана за руку, мы вышли в гостиную и притворились, что закрываем лица ладонями.

– Откройте глаза! – скомандовала Энни.

И тут я увидела двух принцесс. Держась за ручки, они шествовали по лестнице так торжественно, будто в самом деле были царственными особами.

– Ах, мои милые! – воскликнула я, прижав руки к груди.

Девочки надели костюмы, скопированные из диснеевских мультиков. Энни – розовый, а Кристен – фиолетовый. Тюлевые юбочки колыхались при каждом движении ножек, обутых в атласные туфельки. На головках красовались колпачки с перьями и ленточками.

– Мы красивые? – спросила Кристен.

Она явно знала ответ на вопрос, а вот ее сестренка казалась менее уверенной в себе и переводила полный надежды взгляд с меня на Брайана.

– Да! – воскликнула я, промокая слезы. – Вы красавицы!

Встревоженное личико Энни просияло.

– Мы оделись сами! – гордо сказала она.

Брайан усмехнулся:

– Но фотографироваться в таких глупых костюмах нельзя. Мама переоденет вас в нормальные платья.

Довольные лица девочек мгновенно помрачнели. Было видно, как они разочарованы тем, что не смогли угодить отцу. Как они ни старались, он всегда хотел от них чего-то большего. Я по себе знала, каково это.

– Нет, – сказала я мужу, нарушая видимость родительского единодушия, которую обычно старалась поддерживать. – Вы выглядите чудесно.

Весь вечер Брайан на меня дулся. Я вполне понимала его раздражение. Даже фотограф был удивлен тем, что дети снимаются в маскарадных костюмах. Но с тех пор то семейное фото – мое любимое.

В конце коридора показалась Энни. У нее красные глаза. Сглотнув слезы, прячу студенческое удостоверение Кристен за фотографию шестнадцатилетней давности. Не поднимаю взгляд, пока не успокоюсь. «Крепись! Не вздумай сломаться!» – твержу себе. Наконец пытаюсь улыбнуться той принцессе, которая теперь осталась у меня единственной. Не сомневаюсь, что Энни читает мои мысли. Она тоже видит: наше когда-то прекрасное королевство разрушено и никогда не будет прежним.

Мы даже не подозреваем о том, какими сильными можем быть, пока не почувствуем себя слабыми. То-гда сила пробивается наружу, как маргаритка через щель в цементе. Мне приходится отвечать на вопросы, о которых я раньше и думать не могла. Кремация или традиционное погребение? Урна или надгробие? Прощание в церкви или у нас дома? Я выбираю кремацию, мемориальный камень и церемонию в церкви Святой Троицы. После нее самые близкие собираются в нашей квартире.

Семь часов вечера. Стоя на пороге в черном льняном костюме, провожаю последних гостей – четырех школьных подружек Кристен. Прижимаю каждую к груди, вдыхая сладкий аромат юности.

– Она очень вас любила. Спасибо, что были ее подругами.

Лорен Раш стискивает мою руку:

– Берегите себя, миз[2] Блэр.

– Увидимся, девочки, – говорю я дрогнувшим голосом.

Лорен, обернувшись, грустно мне улыбается. Я провожаю всю четверку взглядом до лифта.

– Заходите. Здесь по-прежнему ваша «кают-компания».

Кристен и ее друзья называли так нашу квартиру, потому что несколько лет это было место сбора их кружка. Скоро они найдут себе другую «кают-компанию». Обязательно найдут.

Направляюсь в кухню, стараясь смириться с тем, что потеряла не только Кристен, но и ее друзей. Ураган энергии, который они поднимали, пронесся мимо. Не будет больше ни посиделок с ночевкой, ни импровизированных вечеринок. Сестра училась с Кристен в одном классе, но в ее круг не входила. У Энни была только одна близкая подруга, Лиа.