– Я настолько не дорожу своей шкурой, – с горечью сказал Флогерг, – что не стоит пачкать контракт ради ее защиты.

– В таком случае я не буду настаивать, – ответил Гартог. – Пункт пятый: раздел прибыли. Определение – «результаты, приобретения или открытия научного рода» – слишком туманно; можно открыть золотые монеты, древность которых будет иметь ценность научную, а золото их – ценность денежную; можно найти статую, драгоценности, мало ли что еще, и господин Кодр будет в праве требовать их от имени науки, а одно уже перечисление возможных последствий его открытий, сделанное в параграфе первом, достаточно показывает, что мое возражение обоснованно; ведь этот пункт предвидит пять возможных последствий научного рода и только одно – финансового. Я не хочу оскорблять доктора Кодра, подозревая его намерения, но предлагаю следующий дополнительный текст: «В том случае, если один и тот же предмет одновременно будет иметь ценность и научную и денежную, то существенная ценность означенного предмета считается независимой от той, которую может прибавить ей его научное или антикварное значение: означенная ценность будет тогда возмещена четверым содоговаривающимся, и господин Кодр, уплатив таким образом ее стоимость, становится единственным владельцем означенного предмета».

– Нет никакого сомнения, – сказал нотариус, – что это вполне в духе всего контракта, составленного господином Кодром. Беру на себя включение этого пункта.

Это, по-видимому, очень успокоило Гартога, который, быть может, готовился к упорному спору по поводу этого важного пункта.

– Это все? – спросил нотариус.

– Все, если речь идет об исправлениях. Но остается еще один пункт, который требует для меня пояснения: с какой целью параграф шестой воспрещает наследование доли умершего члена экспедиции?

– Я поставил этот вопрос моему клиенту, – сказал нотариус. – Он очень кратко отвечал мне, что на это у него есть свои причины и что он их вам изложит лично. Если бы вы настаивали на изменении этого пункта sine qua поп, во что бы то ни стало, то мне было бы невозможно пойти вам навстречу.

– Я не сказал, что пункт этот надо изменить, так как, что касается меня, у меня нет наследника. Я хотел знать, вот и все. Я подожду.

– А вы, господа? – спросил нотариус, обращаясь ко всем нам.

Общий отрицательный жест подтвердил решение Гартога.

– Итак, если я хорошо понял, то по внесении вышеуказанных дополнений вы готовы подписать договор? – сказал нотариус.

– Готовы.

– Превосходно. Я только впишу дополнительный пункт – и тогда попрошу вас подписать.

* * *

Первой шла подпись Гартога, крупная, массивная, плотная, подобранная, такая, каков и сам он в своем внешнем облике. Общая решительная черта, коротко оборванная и твердо проведенная, перечеркивала «Г» и делала черточку над «т». Другая черта, очень короткая, подчеркивала подпись и заключалась очень четкой точкой.

Затем шла подпись Корлевена, связанными, округленными и законченными буквами. Она начиналась инициалом его имени и заканчивалась простым росчерком, слегка намеченным, идущим горизонтально.

Потом подпись Флогерга: буквы нервные, торопливые, дрожащие, неудобочитаемые, с длинным росчерком, усложненным нерешительными завитушками и чернильными брызгами.

Я последним из четверых присутствующих подписал не волнуясь пять экземпляров договора.

– А теперь, господа, – сказал нотариус, – будьте добры ознакомиться с данной мне доверенностью – вот она – и сообщите мне, считаете ли вы ее достаточной для приложения к настоящему акту, чтобы узаконить пятую подпись – мою подпись.

Гартог пробежал доверенность и объявил, что вполне удовлетворен ею, после чего протянул ее нам.