– Ну… если вы так считаете… Но от всех этих поисков мне и правда уже захотелось пропустить по стаканчику.
Немой обитал в грязной каморке на южном склоне Арендала, в плохо освещенной местности. Сюда можно было добраться только узкими тропинками, которые при первом же ливне превращались в потоки грязи. В комнате с низким потолком воняло клопами. Когда Немой выходил на улицу, огромные крысы устраивали в его жилище бой за пропитание. Старый канатчик, владелец этой каморки и соседнего канатного цеха, позволил Немому жить здесь в обмен на помощь в скручивании канатов. Он никогда не задавал своему жильцу вопросов и был уверен, что тот скоро или умрет, или просто сбежит. Старик не стремился завалить Немого непосильной работой – понимал, что не так-то просто найти такую же – дешевую – рабочую силу.
Пелле Йолсен и Сандемос встали перед открытой дверью.
– Можно? – спросил инспектор, заглядывая внутрь.
Прогорклое зловоние ударило ему в нос, и он попятился наружу, проклиная это место.
– Отойдите-ка, – сказал Йолсен, заходя в комнату. – Есть здесь кто-нибудь?
Внутри жилища было темно, холодно и пыльно – от пакли.
В ответ они услышали нечто похожее скорее на звериный рык, чем на человеческую речь. Инспектор колебался на пороге:
– Может, нам лучше…
– Погодите!
Рычание повторялось с равными паузами. Кто-то в этой холодной темноте храпел!
– Зажгите спичку! Скорее! – приказал Йолсен.
Сандемос повиновался, и слабый дрожащий огонь осветил маленькую комнату с облупленными, покрытыми плесенью стенами. Из мебели здесь стоял наспех сколоченный стол и старый буфет без дверцы. В углу, на соломенном тюфяке, кишащем клопами и вшами, лежал, свернувшись калачиком как пес, человек.
– Боже мой! – воскликнул Сандемос с отвращением. – Разве нормальный человек может так жить? Пойдемте, пожалуйста!
– Еще одну спичку! Живо! – Йолсен и не собирался уходить. Этот человек, возможно, спас жизнь его дочери, и какая разница, что у него тут за лачуга! Пелле увидел на столе масляную лампу и прежде, чем спичка потухла, зажег ее.
– Герр, – обратился он к спящему, – герр, проснитесь! Пожалуйста!
В свете огня они тут же узнали Немого. Он не слышал Йолсена и продолжал храпеть, пребывая в тяжелом беспокойном сне.
– Он не слышит тебя! Он же глухой! – сказал Сандемос.
– Взгляните на него!
– А что на него смотреть? Я видел его много раз…
– Я про другое. Вглядитесь. Он ведь еще совсем молодой.
В лице Немого, искривленном, рассеченном шрамами, скрывались нежные тонкие черты, казалось, несвойственные этому измученному существу.
Йолсен сел рядом с ним. Он почувствовал запах акевита и тела, которое давно не видело ни воды, ни мыла. Но для Пелле это ничего не значило. Он протянул руку и коснулся плеча Немого.
– Герр, – позвал он.
Немой резко проснулся. Его взгляд сделался агрессивным, точно у истощенного дикого зверя, который в любую секунду ожидает нападения.
Он вскочил и закричал. Закричал!
– Мы не причиним тебе зла, – прошептал Йолсен.
Однако инспектор Сандемос кинулся к столу, на котором лежал нож для мяса, схватил его и принялся размахивать им перед собой, угрожая Немому:
– Стой! Ни шагу!
– Что вы делаете? – недоумевал Йолсен. – Немедленно положите нож!
Немой прижался к стене, как напуганный и пойманный в ловушку зверь.
– Читайте по моим губам, – произнес Пелле таким нежным голосом, на какой только был способен, поднося зажженную лампу к лицу. – Посмотрите на меня. Не узнаёте? Утром вы спасли мою дочь. Я в долгу перед вами.
Немой, казалось, пребывал в замешательстве. Он тревожно вглядывался в полумрак комнаты, где по-прежнему стоял незваный гость с ножом в руках.