Мы долго бесились на гладком льду, пока Серёга не провалился в камышах, заваленных снегом, почти по пояс. Я с детства знал о коварности льда в камышах, да ещё и под снегом, где лёд практически не промерзает, но не успел ничего даже сказать, предупредить.

Делать нечего, и нужно идти где-то сушиться, Светка вроде даже обрадовалась: «Ребята, айдате к нам, вон наш дом, у нас печка русская, горячая, и бидон браги стоит у Бати». Во речугу двинула, и как тут отказаться от своего нечаянного счастья, и мы толпой вваливаемся в избу, наполненную запахами сетей, рыбы, каких-то трав, браги, и самое главное – теплом настоящей, редкой в этих краях, русской печки, занимающей половину рубленой избы.

На шум из дальней комнаты выходит помятый, здоровенный мужик и, не задавая никаких вопросов, суёт нам с Серёгой свою жёсткую ладонь, лопату: «Фёдор, Фёдор». Потом также молча уходит и вскоре возвращается с баллоном браги, парой громадных кетовых балыков, парой вареных крабов, литровой банкой лососёвой икры, караваем магазинного, но как домашнего хлеба, куском сливочного масла, и ставит блюдечко с чёрным молотым перцем. Ого-го! Вот так встреча, банкет! Светкин батя, выпив стакан браги и так не сказав ни слова, снова отправился в спаленку досыпать.

Девчонки Серёгу давно раздели и вместе с отжатой от воды одеждой засунули на горячие кирпичи печи, сохни, грейся и не болей. Девчонки сначала разлили брагу, потом нарезали балык крупными ломтями и стали учить нас, как правильно его есть, мы ведь раньше думали: чего ж здесь мудрого? Ан, нет!

Как кот Матроскин учил дядю Фёдора, как нужно правильно есть бутерброд с колбасой, так и девчонки стали учить нас, как правильно есть кету: «Намазываешь на свежий хлеб потолще масла, а сверху столько же икры, кусок балыка окунаешь в черный перец и наворачиваешь всё это – вот и вся премудрость. Если во рту загорит, запивай холодненькой брагой, и это будет правильно, приятно и полезно, а тебе, Серёжа, это и будет как лекарство, и ты даже не чихнёшь».

Хороша наука, каждый день так бы питался. Я тогда не знал, что всё так и будет, и что лососёвая икра будет стоять у нас в кастрюлях, в тазах и вёдрах, не знали мы, что, не успевая её обрабатывать, мы будем раздавать тем, кто не может сам добыть её, и даже выбрасывать на помойку, где обленившиеся с весны ездовые и дворовые собаки будут нехотя её есть, лёжа на боку.

Когда Серёга маленько обсох, мы решили двигаться в сторону общежития, ведь нам завтра предстояла поездка по льду Охотского моря, на неизвестный нам остров Недоразумения. Девочки от нас не отставали, ведь они ещё не получили от нас то, на что рассчитывали, и чего ни в коем случае нельзя делать с местным парнями, ведь сразу вся деревня будет знать, а такая «слава» им ни к чему, да и до родителей если дойдёт, отцы точно ноги повыдёргивают.

Мы, торопя время, спешим к удовольствиям и разврату, нам бы, идиотам, с этого и нужно было начать и не томить девчонок, но, то затеяли застолье, то пошли на лёд принимать водную купель, хотя Крещение уже прошло. Потом пошли к Светке сушиться и пить брагу с балыком, а тем временем до рассвета осталось не так уж много времени. Зайдя к себе в комнату, Серёга со своей Ириной не стали даже раздеваться, захватив её сумочку, сразу удалились в другую пустующую комнату.

Когда мы остались одни, меня черт дёрнул спросить, сколько ей лет, и её ответ поверг меня в шок – пятнадцать лет. Мама миа, куда я попал, неужели этой плотной, с высокой грудью и полными бёдрами, женщине всего пятнадцать лет? Но как бы я не хотел это воплощение сексуальной женственности, я сразу представил, какие могут быть последствия: ну нет, не хочу я ни суда за связь с малолеткой, ни внезапной женитьбы в начале такой интересной жизни. Но если Светка сказала так, из женского кокетства, то очень жаль, что я в это поверил, и поневоле оказался не солоно хлебавши, как впрочем и она, инициатор нашего знакомства с определённой целью.