– Пить что будешь?

Я не сразу понял, о чем это она, глянул на девушку, потом в меню, а та продолжала:

– Виски, водка, ром? Что тебе принести к закуске?

«Ничего», – едва не вырвалось у меня, но я придержал язык. Все, что она перечислила, я, разумеется, попробовал – когда мать уехала к своим родителям. Я давно хотел это сделать, и вот представился отличный случай – дома никого, постояльцев нет, море штормит так, что дрожат стекла, мать сказала, что вернется утром. И вернулась, застав меня в полностью непотребном состоянии – я попробовал все, что нашлось среди наших запасов алкоголя, пил по очереди ром, водку, виски и джин, и эта адская смесь надолго лишила меня возможности соображать и самостоятельно передвигаться. Так плохо мне еще не было ни разу в жизни, я не мог поднять голову от подушки, от каждого неловкого движения выворачивало так, точно я съел килограмм несвежей рыбы.

Мать мужественно помогала мне, не упрекнув ни единым словом, она вообще ничего не сказала, а следующим утром, когда я выполз из своей комнаты, так же молча выпорола меня, и я так же молча вынес это наказание.

– Еще раз напьешься – можешь проваливать из дома, – сказала мне тогда Тереза, и я знал, что она не шутит. Выставит, с нее станется, и с той поры к спиртному не прикасался, смотрел равнодушно, как наши постояльцы пьют водку точно воду, и внутренне кривился, представляя себе последствия. Но с другой стороны, с того первого раза прошло уже четыре года, и опять же – я сделал выводы и уже знал, что если пить, то лучше что-то одно. Так мне объяснил один из наших постояльцев, приглашая выпить с ним, и очень удивился, когда я сказал, что от спиртного мне будет плохо. Тут-то я и узнал причину своих страданий, и теперь пришло время проверить истинность слов моего «наставника».

– Виски, – сказал я, – принеси мне виски.

Та черканула что-то в своем блокноте и ушла, я уселся поудобнее и принялся разглядывать посетителей, невольно сравнивая их с теми, что наведывались в наш с матерью трактир. Похожи. И в то же время другие. Одеты в яркие и непрактичные вещи, более расслабленные, что ли, более разговорчивые и ленивые. Не то, что наши постояльцы – собранные, молчаливые, даже когда напьются, они точно знали свою цель и шли к ней – опасной, зная, что могут и не вернуться, или возвращались, уставшие и опустошенные. А эти просто сидели, просто много пили и ели, курили обычный табак и что-то, дававшее тот сладковатый запах, к которому я уже почти привык, который даже начинал мне нравиться.

И еще – в харчевне было много женщин, что было несвойственно нашему трактиру, если не считать двух-трех дней, когда к «Ушакоффу» залетали влюбленные парочки. Впрочем, почти все время они проводили в номерах, вниз спускались редко, я видел их только когда они приезжали или покидали наше заведение. В остальные дни кроме моей матери в трактире женщин не было, да и быть не могло – не то это место, где можно вот так, весело и неторопливо, проводить время за едой и выпивкой.

Впрочем, как я успел заметить, пили не все. Двое, например, что сидели справа и поодаль от меня. Мне они показались чем-то неуловимо похожими, хоть один был выше другого, шире в плечах и вид имел самый зверский. Хмурый, с забранными в хвост темными волосами, выпученными темными глазами и заросшей рожей, он упирался локтями в стол и глазел по сторонам, впрочем, быстро отводил взгляд, если его перехватывали. Как и сейчас – стоило мне пристально глянуть на детину, как тот отпустил глаза и принялся тасовать колоду карт, что до этого лежала на столе перед ним.