Гулянин сделал паузу, подбирая слова и сразу отметая обороты вульгарные типа: «примазаться к славе», или несколько напыщенные, подобные: «искупаться в лучах славы». Он так и не подобрал нужной фразы и продолжил просто, по существу:

– В медицине, особенно в хирургии особая мера достоинства – умение владеть в совершенстве скальпелем, скальпелем, который должен стать исцеляющим. Много в минувшие годы говорили, мол, не та уже теперь молодежь. А молодежь – это мы с вами, большинство из нас – и сама не знала, на что способна во имя Отечества. И я не знал. Конечно, все мы предполагали, что способны на подвиги, но одно дело предполагать, другое – совершать. Сегодня я был поражён отвагой тех, кто стоял под вражеским обстрелом у операционных столов. И, вспомнив рассказы прадеда о том, как работал он и его боевые товарищи в годы войны, предложил нашим командирам, – он нарочито бросил взгляд в сторону командира медсанбата и его заместителя по военно-политической работе, – проводить в свободное время небольшие экскурсы в годы войны, которые поможет сделать книга воспоминаний моего прадеда, изданная в последние годы советской власти. Вот эта книга, – Гулянин высоко поднял томик военных мемуаров, – я взял её с собой как учебник мужества и стойкости, ещё не представляя себе, как она может помочь всем нам ощутить великую, нетленную связь с героями жестокой войны с фашизмом. Ведь мы в большинстве уже даже не внуки, а правнуки тех героев, которые отстояли Отечество в суровые годы войны. И сегодня я увидел, что мы приняли эту эстафету. Извините, если получилось немного напыщенно, но ведь, по сути, верно.

Он раскрыл книгу на заложенной заранее странице и продолжил:

– Хочу вам прочитать отрывок, который целиком относится к тому, что произошло сегодня… Я не буду читать о том, как наши военные медики спасали раненых в ходе воздушно-десантных операций, о том, как воздушно-десантный корпус был в трудные дни лета сорок второго переформирован в гвардейскую стрелковую дивизию, в которой заново создан медсанбат, поскольку таковое подразделение в штате корпуса предусмотрено не было. Начну сразу с эпизода, о котором напомнили мне события нынешнего дня…

Безусловно всё или почти всё написанное прадедом, Гулянин знал едва ли не наизусть. Но в данный момент неоценимым воздействием могло явиться именно живое слово, слово фронтовика, тем более ему довелось встречаться с автором книг о прадеде полковником Дмитрием Теремриным, и помнил он, что писатель говорил не раз, какой это удивительный герой книги. Какая память! Когда читал текст, столько добавлял, что потом удалось записать его воспоминания с большой точностью и даже во многом с сохранением стиля изложения.

– Итак, читаю, – продолжил Гулянин: – И голос его зазвучал проникновенно и даже немного торжественно. … – То, что воюем с врагом без чести и совести, понял я ещё во время действий в тылу врага в районе Демянска и Старой Русы. Немцы три дня подряд предпринимали атаки на медицинский пункт, оборудованный нами на большой лесной поляне. Отражали атаки все, кто мог держать в руках оружие. И мне приходилось брать в руки автомат. Ну а на донской земле мы убедились в том окончательно. Нас нещадно бомбили и на острове в большой излучине Дона, и позже, когда медсанбат расположился в утопающем в зелени хуторе. Заметим – хуторе степном, а потому уже сам этот оазис привлекал бандитов Геринга. Поначалу мы, как и установлено, выкладывали красные кресты. Но это действовало на фашистов, как красная тряпка на быка. Нас демаскировали. конечно, и машины, на бортах и крышах были нанесены хорошо различимые красные кресты. Гитлеровские лётчики буквально охотились за ними. А укрыться в степи негде – только скорость и манёвр, манёвр и скорость. Ну и конечно бомбили нас с утра до позднего вечера. Не постоянно, конечно, но, увы, порой вражеские бомбардировщики нападали во время тяжёлых хирургических операций….