Тэйн не стал будить парня. Проснется – сам сообразит, что к чему. Вместо этого он устроился рядом, прямо на чуть теплом каменном полу, и провалился в сон.

…Он стоял внутри гигантской полости. Стены ее терялись где-то вдалеке, в белесом тумане. Вокруг и впереди него, высоко над головой неподвижно висели огромные, белые с розовыми, сиреневыми, голубыми и нежно-желтыми разводами пузыри. Некоторые из них срослись в единое пузырчатое облако, похожее то ли на цветок, то ли на забавное живое существо… Вокруг шаров плавали ледяные глыбы и радужные прозрачные пленочки, окружая шары и сферы каким-то феерическим подобием крыльев. Где-то в этом хаосе пузырей должен находиться переход на другой уровень, но им его, конечно же, не отыскать… Тэйн заметил, что созерцает эту волшебную картину не один – рядом с ним стоит его друг. Как же его звали? А,кажется, Кельхандар… В то время и в том месте они были очень дружны, даже жили в одном пузыре, и учитель у них был один… Где же он теперь? Вернулся домой, наверно, как и он сам, только немного позже. Там, во сне, Тэйн шагнул вперед, направляясь по прозрачной дорожке к самому большому скоплению пузырей, и Кельхандар двинулся следом за ним, что-то ворча насчет глупых запретов. Тэйн уже летел вперед, скопище пузырей приближалось…

Действие резко оборвалось, он упал в темноту, которая неожиданно приобрела очертания хэльда Окно. Лазурная поверхность потемнела, прояснилась и показала нескольких незнакомых людей. Унылые и дряхлые старики с недовольно-брюзгливыми лицами что-то говорили друг другу, морщась и осуждающе качая головами. И неожиданно среди них возникла хорошенькая женская головка, тонкие одухотворенные черты лица и огромные темно-синие глаза, контрастирующие с ослепительно белой кожей и тяжелым серебром волос. Казалось, ничего другого и не было на этом лице, только глаза, опушенные темными густыми ресницами, такими длинными, что, казалось, веки сами опускаются под их тяжестью. Старцы брюзгливо трясли головами, осуждающе хмурились, но в этих огромных глазах не было ни отвращения, ни осуждения. Только любопытство. И страх.

Изображение дернулось и потемнело, поглотив и стариков, и девушку, черный водоворот закружил, потом неожиданно вспучился вспышкой света. Он вздрогнул, сообразив, что глаза его открыты, и он смотрит прямо на собственный знак-светильник, который, кстати, изрядно уменьшился. Ясмин сидел, изумленно таращась на него.

Тэйн поднялся. Пора было возвращаться.

(Сезон Ветров, Ахтан, Сухое Море)

…А оно все тянулось и тянулось, от края до края, до самого горизонта. Охра и пурпур глинистой земли, тусклое серебро облаков, расцвеченное желтоватым отблеском дневного солнца, редкие островки блеклой травы, сухой и колючей, редкие каменные нагромождения, рядом с которыми иногда обнаруживались колодцы, хилая, стелющаяся по земле поросль. И еще более редкие поселения степных кочевников. Шатры шра, искусно вышитые яркими шелковыми нитями, причудливые узоры, переплетения кожаных шнуров с узелками – знатность рода, воинская доблесть, накопленное богатство. Большие каменные очаги с похлебкой суари, сваренной из трех видов местных кореньев, мяса идги – степного хищника, наглого, опасного и завораживающе красивого, говорили, нельзя смотреть ему в глаза, на всю жизнь потеряешь волю, став рабом его мертвой души. В суари иногда добавляли прокисшее кобылье молоко, отчего она приобретала столь непередаваемый вкус, что новичков выворачивало с непривычки. Лепешки дадаг, пресные и жесткие, с добавками тех же трав, горчили хуже местного крепкого пойла. Сами кочевники, люди-арриты, не слезающие с седел, глаза непроницаемо черные, то спокойно-невыразительные, то страстно-безумные, одни глаза на закрытых повязками ушари лицах. Мужчины-воины, охотники, по два ятагана за поясом шийяра, луки рга с тетивами из кишок идги, вываренных в особом настое из девяти степных трав… Сухие и жилистые женщины, глаза, полные ненависти, и тонкая черная полоска бровей, своры вооруженных камнями и пращей ребятишек… Мальчишка-проводник говорил, что эти, сторонние, чьи стойбища лежат вдалеке от основных дорог, почти не воюют, больше охотятся на местное зверье да диких арритов, объезжают их и продают другим племенам, тем, что побольше да посильнее, и нынче непросто проехать через Сухое Море без столкновений…