– Как же мне бороться с искушениями, святой отец, – спросил я и посмотрел на него.

Он замер под моим взглядом, я увидел, как лицо его вытянулось, на нем проступило понимание, потом сомнение, губы сжались, и он отвел от меня взгляд, а когда вернул его мне, я увидел лишь постную личину служителя церкви.

– Только молиться и уповать на Господа нашего, – сухо ответил он и перекрестился, твердо глядя на меня.

Вне всяких сомнений, я был отвергнут.

Как во сне, я поднялся и, не попрощавшись, вышел на улицу. Он что-то кричал мне в след, но я не слышал. Звуки его голоса не заполняли меня как прежде, они натыкались на глухую стену, разбивались и сыпались на пол, как сухой горох.

Бредя по улице, я вдруг увидел смутно знакомое лицо – человека, который входил в ворота богатого дома. Несколько минут мне потребовалось на то чтобы вспомнить, откуда я его знаю, и за это время он скрылся внутри. Это был партнер моего отца – мистер Диксон. Судя по всему, дела его шли неплохо, несмотря на напасти, обрушившиеся на город. У него были прекрасные лошади, огромный дом и толпа слуг.

Полдня я бродил по городу, не зная, куда податься. Мне было противно даже представить себя в комнатах, которые мы снимали с тетей Джейн, я сам себе был противен. Стыд, неутоленная страсть, непонимание собственных чувств терзали мою душу, и я не находил покоя. Передо мной стояло лицо священника, так быстро меняющее выражение.

Вечером я пришел к Диксону, назвался, и он велел впустить меня. Мы разговаривали, он налил мне вина, но я не пил. Меня сковало странное оцепенение. Он вспоминал моего отца, говорил, как жалеет о его смерти, каким хорошим партнером и человеком он был.… Он говорил, говорил, говорил. Я слушал его в пол уха, не понимая, зачем я пришел, но не мог найти в себе сил, чтобы встать и уйти.

В конце концов, стало слишком поздно, и он предложил остаться на ночь. Мне отвели комнату на втором этаже. Я лег в постель, но уснуть не смог. Странное оцепенение сменилось столь же странным возбуждением. Мои щеки пылали, сердце колотилось о ребра, низ живота свело. Я чувствовал себя уличным воришкой перед своим первым делом. Как будто готовился запустить руку в карман богатого господина, без какой-либо надежды выкрутиться потом.

После полуночи во дворе послышался шум. Скрипнула и захлопнулась входная дверь, кто-то поднялся по лестнице и прошел мимо моей комнаты, как мне показалось, в кабинет. Неведомая сила заставила меня подняться с постели.

Я тихонько вышел из комнаты и прокрался по коридору. Я не ошибся. Диксон разговаривал с кем-то в кабинете. Я чуть приоткрыл дверь и прислушался.

– Как добрался, Бэйл? – спрашивал Диксон.

Ему отвечал веселый голос.

– Не скучно. Испанцы шалят в Бискае, а французы – в Саргассовом море, но мы успели проскочить, прежде чем началась заварушка. И дельце мы свое обстряпали удачно.

– Давай разговор о делах оставим на завтра. Тебе нужно отдохнуть. Твоя прежняя комната занята. Я не ждал тебя так рано. Ко мне явился сегодня парень Мартинеса, его поселили туда.

– Мартинеса? Того пройдохи-испанца, которого смыло в 92-м? Зачем он пришел?

– Не знаю. Может, пришел помощи просить по старой памяти. Видок у него так себе и дела, скорей всего, не очень. Мартинес был парень стоящий, я думал, взять его сынка под свое крыло, но он ни на что не годится. Туп, как пробка, двух слов связать не может.

– Ну, так дай ему денег и выпроводи вон.

– Так и сделаю. Но мне было приятно вспомнить Мартинеса. Я думал, его сынок потреплется со мной о своем отце, но он только глядел на меня как баран. Да и внешность у него больно уж странная – глаза разные. Один голубой, другой карий. Бывает же такое!