Незадолго до этого мне исполнилось восемь лет. Утром от берегов Африки прибыл корабль отца, и он тут же умчался по делам. Мы же с матерью, тетей Джейн и мистером Робинсоном, моим гувернером, прогуливались по набережной. Было необычайно знойно и душно, даже для этих мест. В какой-то момент я почувствовал, как на город опустилась мертвая тишина. Ни единое дуновение ветра не касалось моей кожи, не единой птицы не показалось в небе, цикады замолчали в траве, а море стало гладким, как зеркало. На мгновение я почувствовал себя оглохшим. И, несмотря на зной и духоту, мурашки побежали по моему телу. Что-то назревало, невидимая угроза висела в воздухе, уже готовая обрушиться на нас.

Сначала мы услышали глухой рокот далеко, в горах. Он нарастал и катился к нам, обретая неведомую мощь. Он стал оглушающим грохотом, и я почувствовал, как земля движется и качается под моими ногами. Небо покраснело, как раскаленная печь, а море вспенилось и выплеснулось на берег. Часть города сползла в море и исчезла, как будто ее никогда и не было. Та же участь постигла Форт Джеймс и Форт Карлайл. Земля вспучивалась, трескалась, и эти трещины проглатывали людей и целые дома. Другие дома рассыпались и превращались в кучи обломков. Мгновение назад стояла зловещая тишина, и вдруг я оказался среди грохота, треска, шипения, летящих камней и кипящей воды. Я увидел, как мистер Робинсон до подмышек провалился в разверзшуюся под его ногами трещину. Он цеплялся за камни мостовой и пытался выбраться, но в следующее мгновение вновь сомкнувшаяся земля раздавила нижнюю часть его тела.

Кто-то схватил меня за шиворот и потянул. Мы бежали прочь от берега, я видел только землю под ногами и что-то розовое, мелькающее справа. То были юбки моей матери. Я запыхался, падал, разбил оба колена, но чья-то рука поднимала и тащила меня дальше, и я, не в силах сопротивляться этой руке, бежал, хотя и не понимал, куда и зачем мы бежим. Разве можно сбежать от Гнева Божьего и ада разверзшегося под ногами и жаждущего принять тебя в свое чрево?

Потом на город обрушилось море и накрыло его. А когда оно ушло, все закончилось.

Это были ужасающе долгие минуты. Минуты, которые изменили все в моей жизни. Отец мой погиб, имущество поглотила земля и вода, корабль выбросило на берег, а дом пребывал на дне морском. Мы стали нищими в мгновенье ока.

Многие горожане ушли на другую сторону гавани и поселились в Кингстоне. Но мы остались в Порт-Ройале, в доме моего деда. У него была кузница, и нам удавалось свести концы с концами. Конечно, такая жизнь не шла ни в какое сравнение с прежней, но все-таки мы остались в живых и продолжали жить. Пока не пришла чума.

Улицы пестрели от крестов на дверях. Люди вымирали целыми семьями, родители хоронили детей, а дети плакали у мертвых тел своих родителей в осиротевших домах, и некому было прийти и вытереть их слезы.

Моя мать и ее мать заболели и умерли. Вместе с дедом и тетей Джейн я просидел в запертом доме сорок дней и тридцать девять из них я призывал чуму и смерть, чтобы они забрали и меня. Но мои мольбы остались неуслышанными. Смерть уже получила свое с моей семьи и больше не тронула никого.

Так мы остались втроем: тетя Джейн, я и дед. Он хотел обучить меня кузнечному ремеслу, но я учился неохотно и, как мог, отлынивал от работы. Потом он решил женить меня, но и к этому я, как вы понимаете, рвения не проявил. И вскоре он оставил меня в покое.

Я стал шляться по притонам, пил, играл, путался с женщинами. Каждая ночь оставляла меня пустым и раздавленным. Я не понимал, что мне нужно. Пил и играл еще больше, еще больше путался с женщинами и все сильнее чувствовал опустошение. Дед был прав. Каждому необходимо какое-то дело, но сожалеть о кузнице было поздно.