– Накорми лошадей и хорошенько их вычисти, завтра с утра мы уже покинем город.

Шноркель вильнул хвостом в знак почтения, и мы вошли внутрь гостиницы.

Мои глаза слипались от дремоты, даже голод отступил. Я не заметила, как Смеян распорядился поселить нас в комнатах по соседству и заказал ужин. Старушка-шноркель со свечой поднялась с нами на второй этаж. Я слышала приглушённые голоса, звучащую лютню и пение звонкого голоса: «Станет мой дракон на крыло, до чего же мне повезло…». Зал, где ужинали проезжие, был в другом крыле домика.

«Как удобно, – подумала я, – одни не мешают другим. И все довольны».

– Иди к себе, жди ужина, – сказал Смеян и, не попрощавшись, указал мне на соседнюю дверь, а сам вошёл к себе.

Я пожала плечами. В конце концов, я и сама была не готова к любезностям, радовало то, что Смеян не взял одну комнату на двоих, и не предложил мне спать на коврике у двери.

Комнатка оказалась уютной, но бедной. Узкая кровать с тюфяком, набитым сеном, серая застиранная простыня, тощая подушка и клетчатый плед. Радовало, что клопов тут не водилось, я бы их сразу почувствовала. У окошка стоял кувшин с водой и таз для умывания, лежал брусок тёмного мыла. Старушка принесла длинное полотенце. Хоть и заштопанное, но чистое.

Почти сразу вошёл юный шноркель, который управлялся с нашими лошадьми. Он принёс поднос со снедью, поставил его на пол, поклонился и удалился прочь.

Я увидела, что двери тут не запираются, даже задвижки никакой не было. Это мне не понравилось, и я придвинула к двери тяжёлый стул, стоявший у окна. Посторонний не сможет войти без шума. После этого я разделась и помылась. Вода из кувшина была прохладной, а мыло вонючим, наверное, в него добавляли белоголовник. Но я почувствовала такое восхитительное облегчение, что была готова любить весь мир снова. Ну, за исключением разбойника Жирко и того негодяя, что скрылся с места преступления.

От воспоминаний прошедшего дня мне хотелось отгородиться, и потому я принялась за ужин. Свежая краюшка серого хлеба с пористым мякишем пахла тмином, сваренные вкрутую яйца и кусок холодной индюшатины показались мне эльфийским лембасом. Я насытилась и чувствовала необыкновенную бодрость. Мне даже захотелось пойти в комнату к Смеяну и задать ему несколько вопросов. Почему он едет со мной на свадьбу сестры? Как он догадался, что Жирко устроил нам засаду? И что это за гвардеец такой вообще, если он не на службе, а шатается по всему королевству? Но я вовремя поняла, что ночной визит к мужчине будет воспринят не так, как того бы мне хотелось, и потому вопросы можно было отложить до утра. Я посмотрела на грязное платье и рубашку. Ах, как не хотелось мне их надевать снова… Я повесила их на спинку стула и легла в кровать. Не помню, как провалилась в сон, а проснулась от ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит.

Смеян сидел на стуле, который я легкомысленно приставила к двери, и рассматривал меня. Я натянула одеяло на самый нос и поёжилась.

– Доброе утро, синяк на лице стал гораздо меньше. Тебе на пользу прогулки по лесу и посещение портняжки. Твоя одежда выстирана и высушена. Но поедешь ты не в ней. В целях безопасности переоденешься слугой. Волосы уберёшь под шапку.

Смеян бросил мне в лицо охапку какого-то тряпья и вышел из комнаты. Я села на кровати и потянулась. Как же хорошо просыпаться после спокойной ночи. Не надо бежать на огородик, спешить в подвал за картошкой и морковью, не надо носить вёдрами воду из колодца. Ничего не надо!

Я рассмотрела вещи, которые кинул мне Смеян. Это была широкая холщовая рубаха, тёмные штаны на помочах и уродливая шапка с ушами, которую носят пастухи. Я засмеялась, представляя, каким чучелом я буду выглядеть. Понимая, что безопасность не помешает, я быстро облачилась в тряпье. Оказалось, что оно мне велико. Штаны не спадали благодаря помочам и верёвке, пропущенной внутри пояса. Как и предложил Смеян, я туго заплела косу, уложила её венцом и напялила сверху шапку. Если бы я просто закрутила узлом волосы, то и шапка, наверное, не налезла бы. У меня всегда были огромные чепчики, чтобы уместить локоны, которыми одарила меня природа. «Эх,– подумала в очередной раз я, – лучше бы мне пышную грудь, бёдра и губки бантиком, чем косы до пояса и веснушки». Аккуратно сложенное платье и рубашка были не только постираны, но и заштопаны. «Какие милые эти шноркели», – подумала я, – ни гоблины, ни люди не бывают такими заботливыми».