«Вот уж совсем не улыбается мёрзнуть под кондёром, как в прошлый раз», – сказала она тогда, вынудив сопровождавшего меня дедушку едва заметно поджать губы при слове «кондёр».

Мы с подругой как-то сразу нашли общий язык, хоть она и старше на четыре года. Мария Ивановна Стоцкая – будущий психотерапевт и «моя личная пилюля от траблов», как она иногда себя шутя называет. Мне очень с ней повезло: не конфликтна, уверена в себе, рассудительна. Правда, бывает порой любопытна до чёртиков, к тому же – это самая большая любительница тайн и авантюр, которую я когда-либо встречала в жизни.

За разговором с Машей я вышла к внешнему тротуару, продолжая держать «голландца» в кадре, словно на мушке. Как бывалый охотник свою добычу. Назову это фото «Летучий Голландец» или «Летящий в ночи». Надо подумать… Оно может стать жемчужиной моей коллекции на выставке. Если, конечно, удастся правдоподобно передать «полёт» объекта.

Удача явно была на моей стороне. Вдоль дороги, как по команде включились фонари. Их яркий свет заиграл на глянцевой поверхности «голландца». Объектив камеры усилил эти радужные переливы в разы, превращая торопыгу в сплошной светящийся сгусток энергии, парящий над белой гладью дороги.

Лишь матовые, совершенно непрозрачные окна объекта моей охоты казались мрачными «чёрными дырами» на его глянцевой поверхности. Но это лишь придавало «голландцу» больше таинственности.

«А если подать его с фреймингом? – мысленно размышляла я, – Да, было бы неплохо… Чуть приподниму «голландца» над гладью дороги, добавлю под ним лёгкого снежного кружева … Такой воздушный эффект кружевной паутинки… а по верху… по верху полукругом пущу ночное небо. Только надо будет добавить ему глубины! И без единой звёздочки! Получится эффект круга. А внутри него – «голландец» в свете прожекторов. Решено, сыграю на контрасте».

Чудо техники полавировало в потоке своих собратьев и быстро скрылось из виду.

Довольная собранным материалом, я развернула камеру и случайно поймала в кадр очень необычное лицо.

В сгустившихся сумерках мне навстречу шёл мужчина. Видимо, заметив, что я веду его в кадре, он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Статный. Прямой, как шпала. Холодный. Совершенно неприступный. В длинном тёмном пальто с высоким воротником-стойкой, наглухо закрывающим шею. Объёмный вязанный шарф, подобранный в тон пальто, совсем не защищал шею, так как был повязан от нее на значительном расстоянии, скорее для проформы. Но все же прикрывал массивную грудь незнакомца и добавлял образу завершенности. Шапки на голове прохожего не наблюдалось вовсе. Это выглядело странным, потому что близился вечер, мороз крепчал и было холодно.

В мужчине ощущалось нечто неестественное. Настораживающее. Чтобы определить, что именно, я приблизила его лицо в кадре и замерла в изумлении. Вблизи оно выглядело абсолютно неподвижным, будто качественно исполненная маска. Мрачным. Непроницаемым. Будто высеченным из камня.

Камера зафиксировала матовую бледность кожи и белые, зачёсанные назад волосы. Мужчина походил на альбиноса, но только на первый взгляд. Я навела резкости, присмотрелась и обнаружила редкие, почти незаметные в вечернем полумраке пряди каштанового оттенка. В молодости незнакомец мог быть шатеном. Наверняка привлекательным.

Лишь глаза на этом мертвенно-бледном лице были живыми. С расширенными угольно-чёрными зрачками они показались мне глубокими ледяными омутами. Вязкий взгляд манил и затягивал в свои мутные глубины. И я наверняка утонула бы в них, если бы не камера, которую как щит держала у самых глаз. И всё же в серых глубинах пронзительных очей, смотревших на меня в упор, жила душа. Грешная. Мятежная. Опустошенная. Будто их хозяину больше нечего было терять.