Он соврал Хилмо, на самом деле в его торбе имелось несколько сухарей. Впрочем, гном все равно не стал бы харчиться подобным. Без всякого удовольствия, толстяк прожевал кусок высушенного хлеба. Пищевод драло так, будто в глотку струями засыпали песок. Торговец истово пожалел, что вместе с даораком и провиантом отдал слуге Шакдула и бурдюки с водой.

Несмотря на разлитое благовоние, в сарае все еще стоял ощутимый смрад. Спать в подобной обстановке не представлялось возможным. Томясь от безделья, Бо запалил костерок. В тусклом сиянии пламени купец достал и развернул купленную у голодранца карту.

Долгое время он с тщанием всматривался в заскорузлый пергамент, совершенно ничего не понимая, что на оном изображено. Весь рисунок иссекали продольные и поперечные линии, на протянувшейся вдоль краев бумаги узорчатой рамке были начертаны эльфийские руны. В правом нижнем углу располагалась звезда с десятком лучей, верно, обозначавших стороны света. В противоположной части из волн поднимался чешуйчатый кабан с плавниками заместо лап. Торговец знал, что оное чудище зовется левиафаном. На остальной части рисунка были разбросаны три больших и с десяток маленьких островов, корабль с надувшимися парусами и пучеглазый комок щупалец, также представлявший собой очередного морского страхолюда. На суше имелись какие-то не слишком понятные изображения: пирамида, гора, дерево с пышной кроной, копейщик в набедренной повязке. Никаких отметок, кои указывали бы на то, где хранятся сокровища наазитов, на карте не находилось.

Не в силах разобраться в нелепом рисунке, Бо вздохнул и, свернув, засунул карту обратно в котому.

Он сидел, молча глядя на пламя. Приблизительно через четверть часа снаружи раздались тяжелые шаги.

Дверь распахнулась едва, не сорвавшись с петель. В проеме появился Хилмо, гном тащил подмышками несколько дохлых цесарок и пузатый кувшин. Позади шагал Готрик, с плеч следопыта свисали вязанки колбасы и овощей. Судя по всему, компаньоны торговца ограбили закрома какой-то богатой таверны. В прокаленном солнцем Доргриме птиц разводили лишь самые зажиточные феллахи, большинство жителей пустынной страны заместо куриц употребляло в пищу риггов – небольших ящериц с кожистыми крыльями и вытянутыми, похожими на клювы мордами.

– Сейчас птички пожарим, – Хилмо бросил добычу прямо на грязный пол и извлек из походной сумки несколько красно-бурых камней. Оные булыжники горели куда лучше, нежели любые дрова и угли. Гном швырнул в огонь сие волшебное топливо, и пламя взвилось едва ли не до потолка.

– Эх, жаль, пивка добыть не удалось, – подгорный житель небрежно пихнул кувшин. – Придется энтой дрянью довольствоваться… А чего ты голый сидишь, Бо? Курву что ли какую сюда приволок?

– Я натирал синяки лекарством, – сухо пояснил купец.

– То-то здесь так воняет, – карлик с шумом втянул ноздрями воздух.

Ни торговцу, ни Готрику поспать не удалось. Сызначала гном невесть сколько времени коптил на огне цесарок, в полный голос распевая боевые песни подгорного племени. Затем, громко чавкая, Хилмо поедал приготовленную снедь, трех птичьих тушек карлику показалась мало, и он заправился еще и колбасой. Под утро пещерный смутьян принялся за вино. Теперича он горланил скабрезные словостишия.

Купец и следопыт молча взирали на беснующегося коротышку. Когда первые лучи солнца озарили нутро хибары, гном схватился за живот и выскочил наружу. Видимо, уроженцу пещер внезапно приспичило справить нужду.

– Нам нужно найти корабль, чтобы добраться до Гатвала, – сообщил торговец, когда сын Килто вернулся обратно.