Отец, еще не седой, оторвал Соколенка от матери, поднял на руки. Малыш расплакался. Но слезами воина не пронять – он развернул сына лицом к междутропью и заставил смотреть на чудовище.

– Сынок, ты должен это видеть. Это настоящий танк. Их мало осталось, они делают новые тропы, чистят междутропье.

– Зачем? – Мальчик всхлипнул. – Чистят зачем?

Отец удивился:

– А зачем мы живем, сынок? У всех есть предназначение: жить, любить, умереть. У всех: у тебя, у меня, у птицы любой, у букашки. Даже у гремучих змей и скорпионов оно есть, ве́домое лишь Махэо. И у танка своя судьба.

– Он наш друг?

– Он враг наших врагов.

Отец рассказал Стасу о том, как рождаются эти необузданные чудовища, которым мины не страшны. Как сверкает в полдень камуфляж танка-младенца, не обкатанного еще, не стрелявшего. Как из глубоких нор к свету устремляются бронемонстры и, чадя и хлюпая маслом, выбрасывают дымовые гранаты и палят осколочно-фугасными снарядами по бетонным заборам и трансформаторным будкам.

Отец рассказывал, а танк кружил по двору, ломая тополя и траками сдирая дерн. Под тяжелым тралом рвались потревоженные мины: бух! бах! бух! Стас и подумать не мог, что во дворе растет столько мин.

– Хорошо, огород наш стороной объехал, – сказала мама. – Враг наших врагов…

Танк уполз. Грохот еще слышен был какое-то время, а потом стих где-то далеко за домами. Отец разрешил Стасу уйти в свою комнату, а на следующий день взял его с собой в междутропье. Отец крепко держал Соколенка за покалеченную капсюлем ладошку.

Кварталом южнее дома така они остановились.

Большой двор, незнакомый: три кирпичные пятиэтажки квадратом без одной стороны. В центре «квадрата» – березовая роща. Была. Молодые деревья поломаны, вывернуты из земли с корнями. Тропа, продавленная тралом, спряталась за стеной низкой развалюхи, то ли гаража, то ли мусорного киоска. За той стеной покоился танк.

Стасу почти не страшно. Все-таки отец рядом. Да и бронемонстр вовсе не такой грозный, как вчера: ни дыма, ни смрада, ни грохота. Тишина и свежесть утреннего воздуха.

– Он умер, да? – догадался Соколенок.

Отец пожал плечами – мол, все мы не вечны.

– Запас хода ограничен, сынок. Ничего не поделаешь, так суждено…

Давно это было.

А нынче у Стаса словно приступ дежавю.

Траки наехали на соседнюю плиту. Всего десяток шагов разделял Сокола и железную громадину, пышущую жаром. Пахло сталью и машинным маслом. Укусив Стаса за руку, Рекс вырвался и кинулся прочь. Зацепы безжалостно сдирали с плиты мягкую прослойку мха, обнажая бетон. А потом плита лопнула под тяжестью боевой машины. Но бронемонстр этого даже не заметил: как полз себе, так и дальше ползет.

Друг? Враг наших врагов?

Дым, вонь, лязг металла, слепая мощь и безрассудная ярость.

Спаренный пулемет, усиленная гидравлика.

Взвыл движок, облако выхлопа обдало Стаса, прожекторы ослепили. Он едва успел отпрыгнуть – танк, проявив завидную резвость, прокатился прямо по «кровати», плита с треском раскололась надвое.

– Ах ты боек ржавый! Да я тебе тэкаэны[32] выколю! А ну пошел вон отсюда! – В крови Стаса было столько адреналина, что голосовые связки напрягались сами собой.

Да только танку без разницы, кричат на него или нет: он едет себе и едет, пушкой по сторонам вертит. Он же ого-го!

Вот так ночью Стас оказался посреди междутропья.

Хорошо Рекс вернулся. Хоть и укусил, а вдвоем как-то веселей.

Да и осознал пес вину: жалобно скуля, прижался к мокасинам хозяина.

Пять матчей назад подростки-болельщики из Северной Ирландии помочились с верхнего яруса трибун на зрителей ниже. Произошла несусветная давка. Сорок три гражданина Великобритании погибли, более трехсот получили ранения различной степени тяжести. Футбол – жестокий вид спорта.