Они закрыли Колю в его квартире, медленно пошли к себе, он держал ее под руку, как когда-то.
– Белявый! А, белявый! Эй, белявый, молодую подцепил? – Голос позади хриплый, пьяный, что ли?
Они не оборачивались.
Седой Виктор Сергеевич крепче сжал руку Лены.
– Витюша… Витюша…
Он включил свет на тумбочке у кровати.
Черно было за окном. Глухая ночь. «Витюша…» Нет, показалось.
Дверь в кабинет приоткрыта. И на белой двери темный длинный шпингалет.
Когда смотришь на него в упор, он неподвижен. Виктор Сергеевич прижмурил глаза. Шпингалет двигался.
Виктор Сергеевич, накинув халат, осторожно приоткрыл дверь к Лене в комнату. Показалось… Она спала.
Он нагнулся близко-близко к ее лицу. Лена лежала под одеялом на спине. Дыхание было вроде бы ровное. Показалось…
– Послушай, они спят в коридоре вдоль стеллажа, друг за другом. Вон женщины, руки голые до плеч. Ты видишь? Я ж не боюсь. Витюша, я знаю, это от мадапара, от лекарства. Она, доктор, сразу сказала: «Видите ли, это фантомы, виденья». Ты же сам заметил, как я стала хуже ходить. Она сказала: «Если не принимать, ходить не сможете, это такое заболевание». Витюша, ты не волнуйся, это тоже проходит, я знаю.
Виктор Сергеевич прижал ее к себе. Лена, в очках, запрокинув голову, смотрела на него.
За очками были все те же голубые, любимые, огромные ее глаза, вот смаргивают они, она поправляет очки.
Виктор Сергеевич сидел на табурете возле кровати, кормил сидящую, обставленную подушками жену. Кашу, она объяснила, это не сложно варить. Попеременно: четные дни – геркулес, в нечетные…
Виктор Сергеевич смотрел, как подносит она ложку ко рту. Раньше она держала миску в руке, теперь он сам держал миску, а она – ложку, и каждый раз ложка утыкалась сперва под нижнюю губу, только потом в открытый рот. С глазами стало все хуже. Теперь всегда она носила очки, хотя глаза были внешне такие же, большие, только они не сияли…
– Витюша, Витюша!
Господи, она опять зовет. Он вылез из-за письменного стола, едва не упав, запутавшись в халате.
– Что?! Что? Что случилось?
– Мне надо в туалет. Пожалуйста…
Она скрючившись лежала на боку под скомканным одеялом.
Целый месяц уже Виктор Сергеевич, получив отпуск, все пытался совместить: работать и ухаживать за ней, а она его дергала бесконечно, чуть не каждые полчаса. Ноги у нее отказывали, а с глазами стало совсем плохо. Раз в неделю они ездили в глазную клинику, и домой врачи приходили, и бесконечная «Скорая помощь». Почти что каждый день он шел в аптеку.
– Витюша, где ты? Приди ко мне. Витюша… Посиди со мной.
Почему, почему все сразу?! Она всегда была слабенькая. Это сосуды. Да. Но она ж моложе, намного моложе. Моложе! На четырнадцать лет!
– Витюша, где ты, посиди со мной. Слепая, лежу. Я не могу. Сделай что-нибудь, Витюша…
– Ладно, хорошо. Давай пойдем, я поведу в кухню, завтракать будем, как раньше. Я поведу, держись, руку сюда, сюда, вот сюда, за меня держись, слышишь?!
И они пошли. Она упала на пол, он за ней, сверху. В сознание она не пришла. Палата отдельная в реанимации. Но они же все понимали, это конец. Зачем столько дней поддерживать дыхание?! А зачем он ее повел, она ж не держалась на ногах…Если бы не упали, она бы еще жила. Если бы не упали…
Она сказала ему, сказала: Убей меня. Нет, это все неправда! Это неправда! Это все равно был инсульт! Но если бы они не упали, если бы он не повел… Боже мой, Виктор Сергеевич… Она мешала уже тебе, да?..
– Витюша, Витюша. Я принесла тебе счастье, а в конце беду…
Нет, это не так, нет!!. Но если бы он не повел?
– Витюша, неужели никогда больше в этой жизни я не увижу твоего лица…