– Да как же? А вы? – шагнув в мою сторону, мальчишка не на шутку распереживался.

– А я… – я задумалась, устыдилась своего настроения и того, что моим сосудом, куда я невольно сцеживала яд, недовольство и даже пассивную агрессию, стал мальчишка. Единственный, кто был ко мне добр в течение вчерашнего безумного дня. – А я сама себе что-нибудь приготовлю! – заявила я, отыскав идеальное решение.

«Может, найду с кем поцапаться и на кого негатив выплеснуть, а там мне хоть немного полегчает? Настроение – жуть, мрак полный. » – привела мысленный довод в пользу своей безумной затеи.

В кухню мы попали сразу, как Барнс слопал тарелку каши, хлебную лепёшку и несколько мясных шариков. Да, я его ждала, проведав места не столь отдалённые. Соседнюю комнату. Ванной у меня пока что язык не поворачивался её назвать.

Шла я по странным длинным коридорам тихонечко, от паренька, несущего поднос с грязной посудой, не отставала, по сторонам особо не глазела. Так, изредка выхватывала боковым зрением то причудливую картину, то каменную статую, то грязные окна, в которых в какой-то момент вместо моря и яркого солнца показалась зелень и желтизна. Разумеется, моё настроение стало чуть менее воинственным. Вдалеке, за крышами невысоких домиков, из дымовых труб которых валил дым, мелькали то луга, то жёлтые поля, то какие-то земляные настилы. Мои опасения не подтвердились. Я не торчала в жутком замке посреди океана или моря. Отсюда вполне можно было сбежать. И ничего не вплавь!

Даже убивать кого-то расхотелось.

– Вот здесь кухня, сьера. – спустившись с невысокой лестницы, мальчишка остановился перед тяжёлыми дверями и неуверенно повёл плечом. – Может, я предупрежу… Там Лиаша… вокруг неё всегда местные старухи крутятся.

О-о-о-о-о, старух я помнила прекрасно. Хотя, признаться, лучше бы забыла.

– Госпожа, сьера, графиня… – недовольно прошептала я, – Называй меня уже как-нибудь… Сэймой можно. – кивнула я, оттягивая время перед встречей с жуткими старухами.

А что? Графиня я или где? Почему это я должна каких-то бабулек бояться?

– Да не положено ж… – протянул голубоглазый, несколько раз удивлённо моргнув.

– Там, откуда я родом, положено на то, что положено. Я разрешаю. – понемногу входя в образ, говорила я. – Всё, Сэймой меня называть будешь.

«Я, может, и привыкну как-то к этому имени, если хоть кто-нибудь меня так называть станет. А то, чую, скоро кому-либо как ляпну, что я Сэйма-шельма… Ой, мамочки-и…» – подумала уже после того, как высказалась.

– А ещё о дарийцах расскажете? Что у вас ещё положено?

Я вздохнула, сама потянулась к ручке на дверях, около которой мы топтались, и тут же её распахнула.

– Посмотрим на твоё поведение. – фыркнула и коротко скомандовала: – Входи.

У Барнса глаза сделались большими-пребольшими, но, слава богу, он спорить и кочевряжиться не стал, а шагнул вместе с подносом в очень душное помещение. Я за ним, разумеется. Осторожненько, тихонечко, как мышка, я, подобрав уродскую юбку от платья, шла след в след, пока не услышала голоса. Женские. Преимущественно скрипучие и старческие.

– О, Барнс, как там эта? К праотцам не отошла?

Я замерла у бочки, которую ловко обогнул мой сопровождающий и которую за ним особо видно не было, и громко кашлянула.

– Добрый день. Не отошла. – объявила, не забыв о приличиях и даже поздоровавшись. – Пошли все… вон.

У огромного деревянного стола, за которым чадила большая печь, кучковались три женщины. Две бабульки, как Барнс и предполагал, и довольно молодая пышнотелая особа, что жарче всех испепеляла меня взглядом. Все смотрели на меня, как на придурочную.