– Разве я тебя виню? – спросила Мэрибет.

Мать отвернулась. Потом хлопнула в ладоши, словно официально завершая беседу.

– А чего ты хочешь на ужин? Я думала, может, грудинку из еврейского магазина взять?

– Жирновато, – ответила Мэрибет.

Мать подбоченилась.

– Я калории уже считать перестала.

– Я про себя. Мне можно только диетическое мясо.

– А-а, тебе можем взять супчик с перловкой. Или сэндвич с индейкой. Их меню у тебя есть?

– Нет. Мы через Интернет заказываем.

– Я компьютером не пользуюсь.

– Ну, скажи, что тебе взять, и я займусь.

– Отлично.

Джейсон в тот вечер настолько задержался на работе, что Мэрибет укладывала обоих детей одна. Оскар уже уснул, и когда последняя книжка Лив подходила к концу, дочь вдруг ни с того ни с сего спросила:

– А если ты умрешь, бабушка станет нашей мамой?

Это ее потрясло. Мэрибет казалось, что ей хорошо удается скрывать от них серьезность ситуации. Мама болеет, но врачи ее лечат, и все такое. Это ужасное слово всплыло впервые.

– Я еще не скоро умру, милая.

– А если умрешь, пусть нашей мамой станет Робби?

– Вот так все не решается. К тому же я не умру.

Проснулся Оскар.

– Я не хочу, чтобы ты умирала, – сонным голосом взмолился он.

– Не умру, – повторила она. И подумала: пока. Только не сейчас, пожалуйста. – Спи, мой сладкий.

Через минуту Оскар засопел. А Лив не спала, она хлопала этими своими огромными глазами и теребила шов на ночнушке.

– Если ты умрешь, скажи папе, чтобы женился на ком-нибудь хорошем. Я не хочу злую мачеху, как у Золушки.

В груди сдавило, хотя по прошлым разговорам с дочерью Мэрибет уже знала, что это не сердце, просто Лив легко может попасть в слабое место. Ведь она сама не раз думала о таком после того, как очнулась после операции. Что будет с близнецами, если с ней что-то случится?

Мэрибет выключила свет.

– Спи, – сказала она.

Вернувшись в офис, Джейсон стал работать даже больше, чем когда-либо раньше. Он объяснял это обновлением базы данных, но Мэрибет подозревала, что он только ищет повода проводить поменьше времени дома. Она бы и сама так делала, если бы могла.

Потому что дома творился кошмар. Мать у нее была не особо хозяйственная, в обязанности Робби уборка тоже не входила, поэтому горы грязного белья росли с каждым днем, что не радовало, но Мэрибет больше пугала грязная посуда, грозившая созвать всех тараканов в радиусе пяти ближайших кварталов.

Так что ей пришлось самой взяться за посуду. И за стирку. И поскольку о еде на заказ уже и думать не хотелось, она принялась готовить простенькие блюда. Эти несложные дела отнимали все силы, которые начали появляться. Возвращаясь домой с работы, Джейсон ругал ее за то, что она перетруждается, но продолжал задерживаться допоздна.

Однажды утром на второй неделе после больницы Мэрибет пришла на кухню выпить кофе и застала там посуду со вчерашнего ужина и свежий бардак после завтрака. И все это ожидало ее.

Да ну к черту, подумала она. Работать два дня в неделю будет проще. Вспомнив обещание, данное Элизабет за неделю до этого – о котором она забыла, как Элизабет и просила, – Мэрибет включила ноутбук. Пока она ждала, когда скачается рабочая почта, в животе от ужаса завязался узел.

Знакомая боязнь возвращаться к работе после перерыва. Летом, два года назад, вскоре после того, как Мэрибет снова начала работать на «Фрэп», Элизабет пригласила ее с семьей в домик Тома в Беркшире[2] (теперь это их с Томом общий домик) на выходные и праздники. А в самый последний момент Элизабет сказала, что они с Томом поехать не могут, но уговорила Мэрибет отправиться туда с Джейсоном и детьми. Мэрибет ожидала увидеть простой деревенский домишко, но это оказался домище в колониальном стиле с частным прудом. Единственное, что там было деревенского – это удаленность расположения и намеренное отсутствие связи с миром. Ни кабельного. Ни Интернета. Только стационарный телефон. А чтобы поймать сотовую сеть, надо было ехать в Ленокс. И ей понравилось. Мэрибет выключила телефон и принялась беззаботно искать с близнецами четырехлистный клевер и наблюдать за головастиками. Но по пути домой телефон начал разрываться от входящих сообщений и писем, из-за чего Мэрибет стало казаться, будто она пропустила что-то важное и непременно должна будет за это поплатиться. Вот и сейчас она испытывала то же самое.