История поначалу казалась обыкновенным рассказом о трудной жизни в отдалённом селении, о необходимости уходить на охоту в леса, полные опасных зверей, чтобы прокормить свою семью. Но постепенно чтение меня захватило. Передо мной стали разворачиваться картины придуманного мира, в который попал рассказчик. Я видел горы и реки, таинственный город, улицы, шумный восточный базар. Вот я остановился вместе с автором и засмотрелся на брошь, лежащую на прилавке у араба-торговца. Причудливо переплетённые листья, созданные рукой мастера, из разного металла с пробегающими по ним переливами, заворожили меня. Я потянул к ней руку, взял и поднёс к глазам, чтобы рассмотреть поближе. И тут же её выронил. Брошь упала в траву перед моими ногами. Я вскочил. Книга тоже упала в траву. Я, конечно знал, что, когда читаю, вижу не буквы и слова, а «смотрю фильм», но такого, настолько реального, со мной ещё не было. Правую руку сильно покалывало, словно она затекла. Я старательно её растер, разминая каждый палец, пока покалывание постепенно не уменьшилось. Всё это время я не отводил взгляд от упавших в траву вещей. Мой мозг отказывался анализировать произошедшее. Я просто наклонился и поднял брошь.

Ночные сны растворились в чудесном утре. Однако возможность видеть границы двух миров Оля не утратила. Даже сейчас, неподалёку от яблони, она видела полупрозрачную полосу, проходящую от неба до земли. Та была больше похожа на щель в невообразимо огромной приоткрытой двери. Там, в том мире, если присмотреться, шёл дождь. Был едва различим какой-то город. Ходили люди. Ездили машины. И Оле очень чётко вспомнился момент их переезда в новостройку в Энске. Из подъезда вели две двери. Одна – во двор, вторая – на улицу, куда ей родители строго-настрого запрещали выходить. Маленькая Оля приоткрывала дверь и через неё наблюдала за тем, как жизнь движется по шумному проспекту. Ночью этот проспект заглядывал ей в комнату своими звуками и бегающими по стене полосками света от проезжающих машин.

Возможно, на неё ещё действовало вчерашнее ягодное варево или её к этому подготовил сон, но она не испугалась. Наоборот, Оля почувствовала сильное любопытство и поддалась ему. Медленно подошла и аккуратно протянула руку к этой щели. Сначала пришло ощущение покалывания. Несильное и даже приятно-щекочущее. Рука свободно проходила на «ту сторону» или «в то пространство». Ей очень хотелось, как тогда, в детстве, выглянуть и посмотреть что же там. Глубоко вдыхая воздух, Оля стала приближать лицо к щели. Она уже видела, что там, напротив, через мощёную улицу, стоит дом из красного кирпича. Возле него девушка в платье, наверное, века восемнадцатого или около того, Оля не сильно в этом разбиралась, с зонтиком в руке, разговаривала с мужчиной в цилиндре.

– Олюшка, не торопись, – окликнула бабушка. – Ещё не всё знаешь, поэтому не сегодня.

Оля отпрянула. И то, что было ещё несколько секунд назад таким ярким и чётким, подёрнулось пеленой. Она в растерянности отошла, но, оглянувшись, увидела, что эта щель всё ещё там и через неё по-прежнему виднеется город.

– Что это, бабушка? – спросила Оля, хотя, кажется, и так уже знала ответ. Но всё же ей хотелось объяснений.

– Пойдём завтракать? – спросив, бабушка направилась в дом. Оля последовала за ней. Ей не терпелось обо всём поговорить. Но завтракали они молча. И каждый раз, когда Оля хотела заговорить, старушка качала головой. Затем бабушка, налив ещё две кружки ароматного чая, взяла их и шаркающей походкой вышла на крыльцо. Очередной раз с ней произошла метаморфоза: она опять стала гораздо старше, по лицу побежали морщины. Но именно сейчас для Оли это стало так сильно заметно: раньше она хоть уже и видела это, но не тревожилась. Сейчас же она ощутила какую-то тоску, и её переполнило чувство любви к бабушке. Оля присела рядом, положила голову ей на плечо и спросила: