Как долго это длилось, я узнал только когда мне стало лучше, я уже мог открыть глаза и сфокусировать взгляд. Ко мне стали приходить навестить и пообщаться все по очереди. Но чаще всего рядом со мной был бородач Сеня. С ним тоже что-то происходило, он менялся, но сразу я не мог понять как, пока сам Сеня в одной из бесед – то ли с собой, то ли со мной – проговорил:

– Ну вот, и сегодня опять, – продолжал он какой-то разговор, который я не помнил, – утром руки-то отекли. Что за ерунда? Я же здоровый как бык и не болел никогда ничем серьёзным. Ну было, пару раз чихнул, когда в ледяном озере в полынью соскользнул. А здесь непонятно. Так ведь и не болят, но опухли. Уж не знаю, что приложить-то. Ты давай, это, выздоравливай быстрее. Чувствую, мы надолго здесь не задержимся.

– Почему? – постарался я спросить, но язык не хотел слушаться, и кроме последнего «му» ничего было не разобрать. Это мое «му» произвело эффект разорвавшегося снаряда.

– Ребята! – заорал Сеня. – Ребята, он пришёл в себя!

В палатку прибежали все и наперебой стали задавать вопросы, что-то говорить, хлопать меня, а я лишь старался улыбнуться. И из-за общего гомона ничего не мог разобрать.

– Ну всё, буде-буде, говорю, – пытался всех утихомирить Палыч, – насели, не даёте человеку спокойно выздоравливать. А ну, пошли отсюда! – он почти насильно выдворял всех из палатки.

– Я останусь, ладно? – просил Сашок жалобным голосом. – Я недолго, честное слово.

Палыч кивнул головой в знак согласия, и Сашок, протиснувшись к моей лежанке поближе, присел на соседнюю, туда, где ещё недавно сидел Сеня.

– Ой, слушай, здесь столько всего произошло, – полушепотом начал Сашок, как только полотно импровизированной двери вернулось на место. – Мы же тебя притащили на носилках в лагерь. А у Палыча в аптечке есть противоядие от укусов змей. Да только мы не знали, какая тебя цапнула. Вот он и решил вколоть всё, что было. Когда рука посинела, думали всё, не выкарабкаешься. Ну, и стали делать всё, что знали или где-то слышали об укусах. Поэтому извини, но рассказывать это не буду. Все суеверия проверили, а ты всё не приходил в себя. Изредка только глаза открывал, да и то ненадолго. Да ещё Архо этот, будь он неладен, вернулся только через день, как тебя угораздило. Пришёл сразу к тебе. Потом орал на Палыча, что не соблюдали технику безопасности. И ещё всякую ересь нёс, но я ничего не понял. Мы говорили, что тебя надо доставить в больницу, а он, сволочь такая, сказал, что грузовик ему самому нужен, а с тобой уже и так всё решено. Зато на следующий же день погнал нас всех, и Палыча вместо тебя, на раскопки. Грозил, что ничего не заплатит, если не пойдём. А нас, представляешь, даже Палыча, такой страх сковал почему-то, прям ноги не шли. Но делать-то нечего, пришлось. А он сам, гад такой, так на поляну и не выходит. Дал нам огромный кусок белого брезента – они с Жориком его привезли откуда-то – и сказал вытащить этот диск и завернуть в брезент, да ещё не касаясь поверхности. А чё не касаясь-то? Мы ж его голыми руками уже брали, – Сашок сделал глубокий вдох и посмотрел, слушаю ли я. Я слабо кивнул в знак того, что всё слышу.

– Ну так вот, – продолжил он, немного переведя дух, – мы-то накрыли, аккуратно подняли, и Палыч головой показывал, куда нам двигаться. Мы поставили его сначала на одно ребро, потом обернули брезентом и затянули шнурок, что шёл по краю. Вообще, этот брезент был больше похож на парашют, странно, но он идеально подошёл по размеру этой летающей тарелки. Будто специально для неё и сшили.

Я улыбнулся. На мой взгляд, это было похоже на какой-то огромный щит, а вот Сашку это напоминало летающую тарелку. Интересно, как другие называли нашу находку? В общих беседах, кроме как «та штука», ничего не звучало.