Она могла даже явную чушь говорить так уверенно и так убедительно, что Лера верила ей. Не хотела - и верила, обмирая от ужасов, которые рисовал ей внутренний взор. Богатые люди не умеют делиться своими богатствами, внушала ей Люси. Богатые люди не любят заботиться о бедных родственниках. Богатые люди потому и не спрашивают о том, как ты живешь, что ты ешь и что пьешь. Богатые люди не поинтересуются, куда делся искалеченный Лассе.
Лера, давясь рыданиями, наплескала в лицо холодной воды, пока маска безразличия не сковала его. Наскоро расчесала длинные волосы, обмирая от страха перед принятым решением, натянула джинсы на длинные стройные ноги.
Когда она выла из ванной, Лассе уже не спал. Он слышал ее торопливые, лихорадочные сборы, и почуял нечто неладное.
- Лера, что случилось?
Он был такой смешной, взъерошенный после сна, в одних брюках, босой. Лера на миг ощутила жгучее желание закричать, заплакать, разрыдаться, упасть ему на грудь и рассказать обо всем - об угрозах мачехи, о Фреде, наябедничавшем тетушке и ждущем теперь ее в номере гостиницы. Но она сдержалась; в большей степени оттого, что помнила - головорезы, нанятые Фредом, могли напасть и искалечить Лассе.
- Ничего, - холодно и резко ответила она, проходя в темную прихожую и отыскивая свою сумку.
- Куда ты собралась?
Лера пожала плечами:
- На учебу. Я же готовлюсь поступать - забыл?
Ее холодный тон совсем не вязался с теми словами, что она говорила ночью, под ним, обмирая от ласк и любви, и Лассе тряхнул вьющимися волосами, прогоняя воспоминания, дурман, и наваждение.
- Что происходит, Лера? - осторожно произнес он. - Ты обиделась? Я сделал… неправильно? Что за тон между нами?
Уголки губ девушки дрогнули, на ясные газа набежали слезы, но она мужественно их проглотила. Нацепив босоножки, она выпрямилась, поправила на плече ремешок от сумки и прямо глянула в лицо Лассе.
- Нет, все так, - ответила она дерзко. - Все хорошо. Ты же знаешь - у меня жених есть. Я скоро замуж выхожу. И муж - это на всю жизнь. Навсегда. Одно и то же в течение всей жизни. Хочется попробовать еще что-то. Я выбрала тебя: и не прогадала. Мне правда было хорошо ночью. Очень.
- Что? - потрясенный, переспросил Лассе. - Но ты…
- А как иначе было удержать тебя? - поспешно перебила его Лера со смехом в голосе. Сейчас она не могла слышать ни слова о любви; ни о своих признаниях, ни его. Это было бы слишком больно. Непереносимо. Одно слово - и она сдастся, раскиснет, признается, запросит пощады и защиты. Но в этой ситуации именно она защищает его. Прости, Акула, но тебя могут поймать... - Ты бы ушел иначе. А я этого не хотела. Прости, - она опустила глаза, не в силах больше выдерживать его взгляда. - Все было просто отлично. А теперь мне пора. Будешь уходить - просто захлопни дверь.
И Лера вышла, оставив Лассе одного, в звенящей, потрясающей своей пустотой тишине.
Вот оно, наказание за все его грехи!
Он не заметил, как опустился прямо на пол, потрясенный, раздавленный словами девушки. От слез мир расплывался перед его взглядом.
Раньше он использовал и покидал, и сегодня это произошло с ним, и он не понимал, за что с ним так поступила эта жестокая, невероятно жестокая девочка, еще вчера говорящая «я люблю тебя». И он поверил в ее слова! Поверил в ее порыв, в ее поцелуи, в ее ласки, в ее тело, льнущее к нему! Впервые в жизни поверил в то, что это не просто слова, почувствовал любовь, понял, что и с ним это может произойти!
- Да это невозможно, - бормотал он, отирая слезящиеся глаза. - Черт, она же девственница!
Но, вероятно, девственность не так уж много стоило для этой жестокой девчонки. В конце концов, он слишком опытный; он сделал все максимально аккуратно, так, что она и не вспомнила о каких-либо неудобствах, чуть позже извиваясь и крича под ним. Лассе нервно расхохотался, запустив руки в волосы, не чувствуя, как слезы все же ползут по его щекам, много слез, так много, словно он копил их всю жизнь, чтобы пролить сегодня все разом.