Он включил воду в душевой рядом с моей и повесил на крючок одежду и полотенце. Потом повернулся и подошел к раковине, тоже рядом со мной.

Наши глаза встретились в зеркале.

– Мия, так ведь?

Я подметила, какие зеленые у него глаза. Зеленые и безумно красивые. Такая редкость. Цвет очень узнаваемый, но в то же время неописуемый. Цвет отражения пальмовых деревьев на берегу моря, когда солнце находится в зените. Цвет полудня. Не глубинный синий оттенок океана подальше от линии деревьев, и не белый, где собиралась на песке пена, но то, что было ровно посередине. Идеальное сплетение трех божьих созданий: солнца, деревьев и воды.

От цвета его глаз захватывало дух. Даже в отражении.

– Так.

Он повернулся ко мне всем телом и чуть оперся на раковину: вот так его глаза были еще более прекрасными.

– А я Олли.

Его глаза и его манеры застали меня врасплох. Я вгляделась в его лицо, потом посмотрела на протянутую руку и пожала ее. Я давно уже никому не пожимала рук. Я вообще правильно это сделала?

Олли ухмыльнулся.

Он положил зубную щетку и бритву на раковину, а потом нахмурился, пытаясь привести свои буйные волосы в порядок. Пряди не прикрывали ушей, но были достаточно длинными для того, чтобы падать на глаза – если не укладывать их, конечно.

– Отличное первое впечатление, да?

Он лениво рассмеялся, но все мое внимание сосредоточилось на лезвии. Я смотрела на него, будто на миллион долларов.

– Как мне достать такую?

Олли опустил взгляд, а потом снова посмотрел на меня, и между его бровей появилась небольшая складка.

– У тебя нет бритвы?

Я покачала головой, и он протянул мне свою – так, словно мы тут запрещенкой барыжили.

– Можешь взять эту. Она новая. Еще не использованная.

– Спасибо.

Мы обменялись улыбками, и он кивнул мне, а потом развернулся и исчез за шторкой.

Вода вскоре нагрелась, я разделась за занавеской, а потом встала под душ. Не горячий, но вполне приятный. Я выдавила на ладонь немного шампуня и намылила голову. Торопиться было некуда. Я надеялась, что Олли закончит до того, как вода в моем душе превратится в лед. Мне плохо удавались разговоры ни о чем: выходило неловко и бессмысленно, и я старалась избегать их, как чумы.

Его душ замолчал, а потом я услышала, как он отодвигает шторку.

– Я бы советовал поторопиться, если хочешь избежать толпы, – прокричал он сквозь шум воды. Голос его был утробным, говорил он медленно, словно с величайшей осторожностью подбирал каждое слово.

Я выглянула в небольшую щель между шторками как раз вовремя, чтобы увидеть в зеркале его татуированный живот, который тут же исчез под футболкой.

– Просто предупреждаю, – добавил он.

А потом ушел, не дождавшись от меня ответа. Через пять минут в душевую повалил народ, и повсюду зашумели вода и разговоры.

Сегодня мой первый учебный день. И сегодня же должна была состояться моя первая сессия с психологом. Ни то, ни другое особого энтузиазма у меня не вызывало. Расписание занятий состояло из четырех повторяющихся курсов: понедельники совпадали со средами, там же затесался психолог, а вторники – с четвергами и групповой терапией. Пятница была отведена под внеклассные занятия, в которых я не собиралась принимать участия.

Я приехала сюда в среду, поэтому завтра меня уже ждали выходные. Групповая терапия мне пока не светила: директор Линч прикрепил на мое расписание напоминание о том, что первые две недели у меня будут индивидуальные разговоры с доктором Конуэй.

Фен мне тоже взять не разрешили, поэтому я распустила волосы, чтобы они высохли прямо так, и надела ботинки. Форма могла быть и хуже: долорская рубашка с воротником была не слишком большой, но и не облегала, поэтому подошла мне идеально. Пуговицы я застегивать не стала.