В любом случае, наше общение не имеет будущего. Я и имени его не знаю. И только сейчас поняла, что целенаправленно оставляла этот момент в неизвестности. Будто в оправдание себя. Я не знаю, как его зовут, значит он неинтересен мне, и следственно, нас ничего не связывает.

Мой поступок верный. Я ведь знаю, что будет дальше. Этот наглый и уверенный в себе брюнет понятия не имеет на чью жену покусился. Давид, может, невнимательный муж и в последнее время стал холоден ко мне, но свое он не отдаст никому. И если вдруг тот сунется ко мне в выходной день, решив позвать на следующую встречу, ярости Давида не будет конца. Я не завидую бедолаге, но все что я могла – сделала. Не моя вина, что бугай не слышал ни единого моего слова.

Бросив помаду в косметичку, направляюсь в кабинет к Давиду. В коридоре встречаю нашу домработницу.

– Роксана, на завтра обед готовить? Даня должен вернуться, могу сварить его любимый борщ.

– Думаю, не стоит. Мы планировали завтрашний день провести с семьей, вернемся к вечеру. А вот на субботу можно приготовить и его борщ.

Женщина улыбается и кивает. Я толкаю дверь и прохожу к нему в кабинет. Давид скинул пиджак на диван. На нем рубашка, с небрежно закатанными рукавами. Он нервно измеряет комнату шагами, разговаривая по телефону.

– Нет, я понятия не имею, как это сделать, но ты же понимаешь, что это п*здец! Как такое вообще могло произойти?!

Муж обессилено опускается в кресло, отбрасывая телефон в сторону. По спине пробегает холодок.

– Что-то случилось?

Он поднимает на меня глаза.

– У меня проблемы. Прости, с ужином не выйдет. Возможно, придется уехать на все выходные.

Обида колючими иголками вонзается в горло. Она душит меня, не давая возможности сделать нормальный вдох.

– Что-то срочное? То, что нельзя перенести?

– У Олейникова три дня назад пропала племянница. Он поднял на уши весь город, ее нашли, – Давид откидывается на спинке кресла, затягиваясь сигаретой.

– И?

Муж поднимает на меня уставшие глаза.

– И нашли ее у Карима.

– У Карима? Что это значит?

По всей видимости, он сболтнул лишнее. Не желая продолжать разговор, Давид поднимается, затушив сигарету, стягивает со стола бумаги. Выбрасывает их в урну.

– Оставь меня одного, Роксана. Мне нужно подумать.

Я не сдвигаюсь с места. К глазам подступают слезы, ведь я понимаю, что Даня будет расстроен. Сын так долго ждал папу, и Давид дал ему слово, что последние выходные каникул мы проведем всей семьей. Я представила глаза Даньки, когда он поймет, что папа в очередной раз обманул… и меня накрыло злостью.

Я подошла к его столу.

– Ты обещал, что мы вместе поедем за Данькой. Ты дал ему слово. Какими бы сложными ни были проблемы, ты должен сдержать обещание. Сын тебя больше месяца не видел, так нельзя…

Я смотрю на него с мольбой. Он не может так поступить с ним! Давид не должен разбивать ему сердце.

– Ты не видишь что у меня проблемы?!

– Давид, мы договаривались. Я пообещала Дане, что мы вместе проведем выходной. Кино и пицца.

– Роксана, мне нужно решить вопрос с племянницей Карима, иначе к чертям полетит все, над чем я работал последнее полгода. Просто возьми машину и езжай за сыном. Проведем с ним время в другой раз.

Я смотрю на его искаженное злостью лицо, в его холодные глаза и мне так горько становится. Так и порывает схватить букет, стоящий во дворе и швырнуть ему в лицо. Чтобы он проснулся, наконец! Чтобы понял, как собственными руками рушит все, что мы строили десять лет.

– Так ему и скажи. Сам.

Выйдя из кабинета, хлопаю дверью так, что она едва не слетает с петель. Глаза горят от подкативших слез. Я спускаюсь вниз, на первый этаж. Подхожу к беседке во дворе, и, подняв цветы, вдыхаю их аромат. Слова чужого мужчины звучат в моей голове.