– Ну и что, пока ты будешь в клинике, я приготовлю тебе чудесный завтрак, – она пошла на мировую, сообразив, что переубедить его не выйдет, тем более вот такими обидами. И всё же, Дженни предприняла эту последнюю попытку. – Разве ты когда-нибудь возвращался с дежурства сытым?

– А ты любишь бить в больные места, – Саймон зажмурился, прокрутив в голове те кулинарные изыски, которыми Джен балует его по праздникам. Она терпеть не может готовку, но делает это невероятно. Дженни на секунду показалось, что он сейчас сдастся. Однако, когда Дорф открыл глаза, взгляд его стал более серьёзным. – Но твоя еда становится ещё превосходнее в середине дня. Так что раньше обеда не появляйся. У нас целый вечер будет чтобы отпраздновать мою старость.

– Ну вот и жуй свои бутерброды! – она резко дёрнула за ручку, дверь вырвалась из ослабевшей от раздумий руки Саймона и захлопнулась. – Свечки вставить не забудь.

– Ах ты моя врединка, – он буквально вытащил её через открытое окно и сжал в объятиях. – Пообещай мне, что переночуешь у родных. Дженис будет рада побыть с тобой подольше.

– Клянусь твоей щетиной, – она коротко поцеловала его и завела двигатель. – Поверить не могу, что в следующий раз увижу тебя уже тридцатитрёхлетнего. До завтра!

– Не забывай притормаживать на ямках, Макрей5! – крикнул Саймон вдогонку. Дженни Высунула в окно руку, показывая ему средний палец, посигналила и, со свистом вырулив с подъездной дорожки, умчалась прочь.

Дорф глядел вслед её удаляющемуся синему «Мини Куперу», пока тот совсем не растворился вдали.

– Как же я тебя люблю, господи, – улыбнулся он, проводя рукой по гладко выбритому подбородку.

Воспоминания отпустили его, и он почесал свою порядочно отросшую щетину. Нет, он здесь не за этим, не за воспоминаниями. Дорф вернулся в дом и приступил к тому, за чем приехал – он искал, переворачивая всё, что попадалось под руки. А тем временем мысли о минувшем сами собой снова лезли к нему в голову.

Когда наутро после отъезда Дженни зазвонил будильник, Саймон первым делом заметил, что подушка была мокрой. Он кое-как разлепил опухшие веки и только тогда осознал, что ему трудно дышать. По щекам, не останавливаясь, бежали слёзы. Шмыгая носом, он поднялся, отцепил окаменевшие пальцы от скомканного одеяла и принялся утирать глаза тыльными сторонами ладоней. Слёзы не останавливались. Что такое ему приснилось? Он не смог вспомнить.

– Что-то ты разревелся, мужик, – проговорил Дорф перед зеркалом, утирая лицо пригоршнями холодной воды.

Это помогло немного перевести дыхание, но оно сразу же оборвалось – взгляд Саймона упал на запястье левой руки, которой он упёрся в край раковины. Подаренные Дженни часы стояли. Стрелки замерли в 3:15.

– Что за чёрт? – он постучал пальцем в сапфировое стекло, однако это не помогло. – Ну, давай же, Хорхе, блин, Лоренсо6!

Дорф пощёлкал режимными кнопками, расстегнул ремешок и потряс часы – по-прежнему стоят. Попытка запустить стрелки воротком также не увенчалась успехом.

Обречённо выдохнув, Саймон застегнул часы на запястье. Джен не должна узнать, что они сломались, это её сильно расстроит. Поэтому Дорф решил после работы заскочить в магазин и потребовать ремонта или замены. Главное – успеть это сделать до возвращения домой. А пока пусть они будут на руке, они слишком хороши, чтобы валяться в кармане. Всё-таки здорово, что Дженни осталась на ночь у родителей и не заметит поломки часов.

Одёргивая пиджак, Саймон сбежал по порожкам и, открыв скрипучую дверь «Доджа Чарджера», доставшегося от отца, остановился, обернувшись на сетчатый забор. Грима не было на привычном месте. Одни лишь опрыскиватели ритмично посвистывали на соседской лужайке.