Предводитель атакующих уже отдавал своим воинам новые приказы. Несколько колонн было свалено таким же образом, но так, что не развалились. И вот уже два огромных тарана поднимаются на сотни могучих плечей, готовые снести любые преграды на своём пути.

И в этот момент пронзительный крик раздался над толпой беснующихся убийц. Все головы повернулись в сторону крепости. Над воротами, трепеща и разворачиваясь всё шире, поднимался белый флаг. В тот же миг гортанный грозный крик вылетел из глотки командира атакующих.

Ужасных светловолосых зверей словно выключил кто-то. Они моментально выпустили последние свои жертвы, перестали карабкаться на стены, бросили колонны и каждый начал заниматься собой. Кто осматривал и зализывал раны, кто приводил в порядок оружие. Кто просто повалился тут же под стенами осаждённого замка, подставив солнцу закопченные лица, отдыхая после страшной работы. Казалось, что это дети, только что игравшие в какую-то увлекательную игру, но устав, бросившие её по команде взрослого.

Вороной конь, пританцовывая под своим огромным окровавленным всадником, не спеша приблизился к воротам и остановился. Ворота медленно раскрывались. В проёме стоял только один человек. Не было видно ни солдат, ни вооружённых людей, ни женщин. Человек был не на коне, не вооружен и очень стар. Он был в длинном парчовом одеянии, расшитом сверкающими камнями и золотом. В руках был только драгоценный посох, а на голове – корона. Это был царь. Он сам вышел к захватчикам, решив, очевидно, тут принять смерть или понять, что им нужно.

Два сильных человека стояли друг перед другом и, казалось, больше ни до кого в мире им не было дела. Поединок взглядов длился долго-долго. И ни один не опустил глаз. Сначала они с враждой и ненавистью разглядывали друг друга. Потом в глазах появился интерес и, наконец, вопрос. Царь ожидал увидеть в противнике мрачного хладнокровного тупого убийцу-садиста. Но, приглядевшись внимательнее, увидел спокойные, умные, внимательные глаза, так не вязавшиеся с огромным, окровавленным чужой кровью, телом. Эти глаза и тело, казалось, принадлежали совершенно разным людям. О запыленном, грязном лице трудно было что-то сказать. Там, где оно не было покрыто курчавой каштановой короткой бородой и длинными распущенными волосами, скрывавшими высокий лоб, всё оно было в шрамах – следах тысяч боев и не только с людьми.

На секунду царю в этих глазах почудились даже мелькнувшая жалость и сочувствие к поверженному противнику.

Грозный воин тоже рассматривал со своей высоты стоящего напротив обречённого владыку этой земли. И, к своему удивлению, не видел в его облике ни страха, ни унижения, ни стремления раболепно угождать победителю. Это были достойные противники, и, если один из них был неизмеримо сильнее физически, то духовной силой он, как ни вглядывался, не мог превзойти и сломать побеждённого старика.

Наконец, царь первый прервал молчание, надо было спасать тех, кто ещё оставался в живых.

– Что тебе нужно, грозный воин?! Откуда ты и зачем привёл сюда свою орду?

Ещё некоторое время дикий полководец всматривался в напряжённо ждущие ответа глаза, как бы стараясь придать своему ответу больше значимости и веса. Он знал всё наперед, этот дикарь, но продолжал тянуть, наслаждаясь победой и властью. Царь уже подумал, что его не поняли. Откуда этому пришельцу с краев земли знать цивилизованный язык его прекрасной родины!? Он растерянно оглянулся по сторонам. И в этот момент раздался тяжёлый и могучий, но ясный голос, вполне соответствующий этому гиганту. На совершенно чистом, даже без акцента, греческом языке он медленно и властно произнес: