– Швецов, у тебя совесть есть? – набросилась она на меня, вскочив со ступеньки, на которой сидела. – А? Я, как какая-то бомжиха, сижу в зассанном подъезде…

– Ты, ведьма, давай, не того! – раздался возмущенный голос Анисия Фомича. – Нормальный у меня подъезд, никто в нем нужду не справляет. И приехала ты всего десять минут как!

– Тьфу на тебя, заполошный! – немедленно вызверилась на подъездного ведьма. – Да и не многое это меняет, главное… Валер, ты куда?

Ведьму, как видно, невероятно удивил тот факт, что я просто побрел к двери, совершенно не обращая на нее внимания. Я частенько так поступал и раньше, но чтобы совсем уж игнорировать – такого не случалось.

– Спать, – пробормотал я, открывая дверь. – Все – завтра. Вернее, сегодня. Только потом. Потом.

Грибы, конечно, следовало бы почистить, но сил на это не было совершенно. Да что грибы? Я штаны – и те стянул на последнем издыхании, уже практически коснувшись головой подушки.

– Ты уснешь, зная, что рядом эта змея подколодная? – возмущенно взвизгнул в ушах голос обитательницы браслета, которая наконец-то удостоила меня своим общением. – В твоем доме? С собой рядом?

– Тебе надо – ты и сторожи, – то ли про себя, то ли вслух произнес я. – Разрешаю сие и даже поручаю. А теперь отвалите от меня все! Я – сплю.

– Так нельзя! – возмутилась браслетница. – Так не положено!

– Положено, – выдавил из себя я.

– Валера! – Начала трясти меня за плечо Стелла. – Нам поговорить надо. Срочно!

– Да блин. Не надо. Ничего не надо. – Я с трудом разлепил глаза. – Завтра. Все завтра.

– Как завтра? – чуть не плача, спросила Воронецкая. – Дело важное, я специально тебя тут ждала!

– Пусть проваливает, – вторила ей жительница из украшения. – Прямо сейчас! Или я с тобой неделю говорить не стану. Нет. Даже две!

– Как же вы мне все дороги! – вроде бы громко рявкнул я, но, скорее всего, это было не так, потому что реальность перед глазами окончательно поплыла, поплыла, а после вовсе превратилась в сон.

Я вымотался так, что мне даже София де Бодэ не снилась, хотя, по идее, должна была. Если уж один раз предмет примерещился, то все, от него не отвяжешься, пока не найдешь. А тут – ничего, спал как младенец, крепко и безмятежно, и, возможно, продрых бы до полудня, опоздав на званый обед к Певцовым, кабы не собственное раздолбайство. Забыл я накануне с устатку левой шторой окно задернуть, потому и разбудил меня яркий луч взошедшего на небо солнца. Кто-то на такие вещи не реагирует совершенно, а вот я просыпаюсь, имеется такая слабость. Как влупит солнце в глаза, пусть и закрытые, так все, прощай, царство Морфея.

Ну а остатки сна слетели с меня тогда, когда я обнаружил, что рядышком расположилась Стелла, закинувшая мне руку на грудь и тихонько посвистывающая носом. Забавно, но сейчас она была совсем не такой, какой я привык ее обычно видеть. Не было в ее лице постоянной легкой агрессии ко всему миру и желания стать первой во всем. Женщина и женщина, красивая, беззащитная. И еще сон, конечно, накинул ей десятка полтора лет, кабы не больше. Вылезли тут и там легкие морщинки, да и вообще… Но меня, например, это не сильно смутило, мы все не бессмертны, мы все стареем. Хотя легкую неловкость я все же испытал, появилось детское ощущение, что я за Стеллой подглядываю исподтишка в надежде увидеть то, что не положено.

Кстати, о неположенном. Надеюсь, мы не шалили в ночи? Вряд ли, конечно, я так устал накануне, что использовать меня можно было только в качестве бревна, но кто их, ведьм, знает?

Вдумчивый взгляд под одеяло подарил мне понимание того, что, похоже, все-таки не шалили, а также знание того, что у Воронецкой, оказывается, на теле имеется несколько татуировок, причем довольно оригинальных. На правом бедре у нее, например, набита птица Сирин, а под левой грудью – какой-то смутно знакомый знак, напоминающий столб с подпоркой. Но это, конечно, был никакой не столб, с чего бы Стелле такую ерунду на свое тело наносить? А еще мгновением позже я вспомнил, что это за знак и где я его видел. В институте, на втором курсе, когда мы славянистику изучали во всем ее многообразии. Это руна, и называется она, если не ошибаюсь, «Алатырь». Во времена наших пращуров знак сей имел несколько значений, основными из которых являлись верность роду, величие и начало нового пути, сиречь – перерождение в своем же сознании. Не упомянутое ранее бессмертие, но что-то вроде того.