Стрельцы были совсем уже рядом, когда в голове чернокнижника зазвучал чужой, но такой знакомый голос. Он говорил на перевернутом арамейском. Не сразу разобрав сказанное, немец вдруг понял спасительный смысл этих слов. А осознав, увидел и кибитку, точь-в-точь такую, как показанная демоном. Воспряв, колдун грозно и решительно посмотрел на отряд, тихо вынимая меч из ножен. Ответив своему командиру испуганным удивлением, они все же взялись за топоры и луки. Мгновение спустя, когда весь обоз показался на дороге, Орн громко и отрывисто свистнул, заложив пальцы в рот.

Мирное весеннее утро тут же наполнилось смертельной какофонией атаки. Топот копыт и возбужденное ржание, людские крики, скрип и грохот тормозящих повозок не смогли укрыть от опытного слуха опричника звук отпущенной тетивы и короткий свист стрелы, посланной в цель. Хромой Семен, ждавший неминуемой расплаты за убийство праведницы, не ошибся. Стрела вонзилась ему в грудь, отчего тот хрипло выдохнул, повалившись с лошади. Еще до того как он упал, тетива запела вновь, да уже не одна. Двое стрельцов забулькали кровью, беспомощно хватаясь руками за стрелы, торчавшие навылет из их шей. С другой стороны обоза послышался звон скрещенного булата. Схватку затеяли четверо опричников, кравшихся сзади.

– Люди мы государевы! По велению царя и с грамотой в стольный град путь держим! – наперебой заорали оставшиеся в живых стрельцы, прикрываясь короткими щитами. Лучники Орна в нерешительности замерли, целясь в царских солдат. А из передней повозки уже выскочили двое купцов, белые от страха и негодования.

– Как смеете государевой воле перечить?! – раскатистым осипшим басом вскричал один из них, что был постарше. В руках он сжимал грамоту, словно это были молнии Зевса, готовые принести погибель наглецам. – К Иоанну Васильевичу призваны мы! Царь-батюшка велел пред очи его явиться! Не сносить вам головы, изверги, за дерзость вашу и неповиновение!

Позади обоза послышался крик раненого. Орн дважды свистнул, дав команду прекратить бойню. Четверо его бойцов отступили, держа топоры наготове. Пронзительный визг искалеченного заполнил лес, многократно повторенный эхом. Опричники испуганно переглянулись, а купец тем временем расправлял грамоту.

– Из коих земель путь держите? – ледяным голосом спросил колдун, не убирая меча.

– Сие не для твоих ушей, опричник! На колени перед волей царя, кто бы ты ни был! – вновь заорал купец. Стрельцы приосанились, выглядывая из-за щитов.

– Я есмь боярин Орн, пес государев, от измены его оберегающий! А посему велю отвечать подобру, из чьих земель пожаловали в град стольный! – загрохотал Орн с такой неистовой силой, что лошади стрельцов, отделявших его от купца с грамотой, невольно попятились. Дав чуть заметный знак своим лучникам, опричник снова взревел: – Ответ держать пред боярином!

– А грамота царева тебе не указ? Она ответ держать станет! – заорал в ответ купец, багровея и содрогаясь всем телом.

Орн кивнул. Один из стрельцов взял свиток из рук купца и, подъехав чуть ближе, кинул его Орну. Ловко поймав его, Орн развернул документ, смотря в него одним глазом и не выпуская из виду обоз и кибитку, возница которой был бледен как полотно. Лучники немца с виду сохраняли спокойствие, но стрелы их соприкасались с тетивами, в любую секунду готовые нести новые смерти.

– Купцы новгородские, стало быть? Везете товары из ливонских пределов?

– Истинно так, государь нас ожидает, посему и грамота охранная нам дадена, – заговорил молодой бородач, что был похож на сына того, кто вез свиток.

– Была нам весть, – мирно начал Орн, – что купцы новгородские удумали заговор творити с врагом ливонским, дабы извести царя-батюшку дарами заморскими погаными, чтоб яд на себе нести государю.