Думая об этом сейчас, понимаю, что ты слишком уж легко очаровал меня: одних взглядов хватило, чтобы все мои мысли были заполнены тобой.

Меня все время тянуло к тебе, но, когда другие заметили, что ты постоянно оглядываешься, я не могла обернуться, даже чувствуя, что ты смотришь. Волновалась о мнении одноклассников. Переживала, что, оглянувшись, не увижу тебя. Хотя нет, по правде, меня пугало больше не поймать твой взгляд.

Да, до странного боялась, что ты перестанешь на меня смотреть.

– Ты знаешь, где Хэрок?

– Нет.

– Связывалась с ним, вернувшись с водохранилища?

– Нет.

– Ни по телефону, ни через мессенджеры, ни через соцсети?

– Говорю же, нет.

– И даже не думала об этом?

– А почему я должна была?

– Вы же встречаетесь. – Следователь сказала это как нечто очевидное. Меня это разозлило.

– И что? Если люди встречаются, они обязаны постоянно созваниваться и доставать друг друга?

– Нет, конечно.

Следователь мягко покачала головой. Тогда я подумала, что разговор окончен, но вдруг она, склонив голову, продолжила:

– Все же странно. Ты совсем не удивилась, когда услышала, что твой парень пропал.

Я окаменела.

Заметила ли она, как у меня тряслись кончики пальцев? Понимала ли, что я хотела поскорее выпроводить ее и захлопнуть дверь?

Чтобы не было заметно дрожи, я прикрыла левую руку правой, сильнее прижав к себе, будто что-то пряча. Стояла кротко, как дама на официальном приеме, но следователя, похоже, не интересовала моя внезапная скромность. Она смотрела на меня, словно гадая, что у меня в руках.

– Если, как говоришь, с того дня вы друг с другом не связывались, ты бы понятия не имела, что Хэрок пропал. Однако ты, как ни странно, будто уже знала об этом.

Мне пришлось быстро отвести взгляд. Следователь уже точно заметила мою тревогу. Не нужно было даже смотреть на нее, чтобы понять это. Несложно даже представить загадочную улыбку, появившуюся на ее губах.

– Может, поговорим внутри?

Только сейчас я поняла, что все это время мы разговаривали у входной двери. Следователь без колебаний вошла в дом, мне оставалось только наблюдать за ней.

Надеюсь, ты понимаешь, что у меня не было выбора? Я не звонила в полицию, они пришли сами. Ужасно раздражало, что следователь вела себя так, словно знала все. Мне пришлось продолжить наш разговор.

– Зачем вы поехали на водохранилище?

– А что, нельзя?

Я сама удивилась тому, как резко ответила. По правде, мне не хотелось говорить в такой высокомерной манере. Думала просто спросить, что плохого и неправильного в нашей поездке на водохранилище? Мне и самой непонятно, как слова вышли такими грубыми. Лицо следователя тут же помрачнело.

– Дело не в том, можно или нельзя. Согласись, водохранилище – не лучшее место свидания для подростков.

Меня позабавило слово «подростки». Я резко ощутила непонятную пропасть между нами, как когда взрослые называли нас «молодежью».

– А есть специально отведенные места для свиданий подростков?

Следователь рассмеялась. Мне не понравился этот смех. Это не была добродушная реакция взрослых на желание детсадовца стать динозавром. Она будто смеялась над словами девятиклассника о том, что он хочет поступить в лучший вуз страны. Понимаешь, о чем я? Эта надменность: «Ты еще не знаешь, как устроен мир». Будто она умилялась моей смелости.

– Забавная ты.

Как я и сказала, в ее голосе явно звучала насмешка. Ты бы, наверное, впал в ступор: никогда не умел справляться с резкими словами. В тот момент я отчасти понимала тебя. Такие высказывания выводят из себя и портят настроение. Я бросила на следователя сердитый взгляд. Мне совершенно не нравилось ее поведение и то, как она откинулась на диване, будто в собственной гостиной. Еще и смела разговаривать со мной в таком тоне.