Пообедали в тишине. Подносы с грязной посудой оставили на столе. Вернулись обратно в участок.

– Господа, – остановил их дежурный, – там дама истерит. Требует позвонить мужу.

– Дозрела, значит, – сказал Дымов. – Пошли, утешим дамочку. Да, позвони Николаю Федоркову, – обратился он к дежурному, – пусть приезжает. С ним тоже надо поговорить.

Через пару минут молодой сержант привел к ним Ангелину.

– На каком основании вы меня тут держите?! – с порога начала кричать она. – У меня в душевой валяется труп какой-то прошмандовки, и вместо того, чтобы искать убийцу, вы меня пытаетесь упечь в тюрьму? Совсем уже работать не хотите?

Дымов и Осокин молча выслушали эту тираду.

Федоркова буравила их взглядом. Осокин, скрестив руки на груди, изучал ее синяк и всеми силами пытался сдержать улыбку. Капитан вяло переводил взгляд с напарника на женщину.

– Так и будем молчать? – не выдержала Федоркова.

– Вы присядьте, – попросил ее Дымов. – Мы вас понимаем прекрасно, ваше состояние тоже, – капитан поднял руку, останавливая возмущения Федорковой. – Пара вопросов к вам.

– Вы не могли дома что ли спросить? – злилась Федоркова.

– Не могли, – спокойно ответил капитан. – Ангелина… Михаэльевна, правильно? – та кивнула. – Отлично! А теперь давайте кричать не будем, и начнем нашу беседу. Вы обнаружили тело?

– Нет, это был Эдик. Я уже после зашла и… и грохнулась в обморок. Никогда раньше не видела труп, – смущенно призналась она.

– Это вполне нормальная реакция, – капитан посмотрел на Осокина. Тот хмурый глядел на Федоркову. – Вы были дома вчера ночью? – продолжил допрос Дымов.

– Да.

– Слышали, как пришел ваш сын с девушкой?

– Ничего я не слышала! Спала крепко. Утром проснулась, услышала шум воды на втором этаже. Поднялась. Разбудила Эдика, тот ее нашел. Потом вы приехали и какого-то хрена меня увезли сюда! Это все, – дернулась она и скрестила руки на груди.

– Кто может подтвердить, что вы были дома? – спросил Осокин.

– Экономка! – рявкнула Федоркова.

– Странно, – хмыкнул Осокин. – Она сказала, что дома никого не было, когда она уходила домой. Водитель, кстати, тоже.

У Ангелины дернулись желваки. Напряглась, но смогла собой овладеть.

– У этой клуши совсем мозги уже набекрень съехали, – ответила Федоркова. – Я была дома. Может, когда она уходила, я была на улице во дворе.

– И чем вы там занимались? – поинтересовался Осокин.

– Какая вам разница?! – разозлилась Ангелина. – Я что, не имею права на личную жизнь.

– Дамочка! – рявкнул Данил. – У вас в доме найден труп, – уже спокойно добавил Осокин. – А вы тут истерику закатываете и не хотите помочь следствию. Товарищ капитан, – обратился он к Дымову, – мне кажется, что нас намеренно вводят в заблуждение…

– Согласен, препятствие следствию, – ответил тот. – Можем выдвинуть вам обвинение по такой статье, хотите? – Федоркова молчала. – Так где вы были, когда вернулся ваш сын?

– Дома, – сдерживая злобу, сказала Федоркова.

– И не слышали, как подъехала машина, и как ворота гаражные открывались, и как они поднялись на второй этаж?

– Ничего не слышала, – ответила она.

– Жаль, – сказал Анатолий. – Что ж, ваше алиби не подтверждается, придется вам еще сидеть тут трое суток до выяснения всех обстоятельств…

В дверь кабинета постучали.

– Товарищ капитан, тут Николай Федорков приехал, требует, чтобы его впустили, – появился на пороге дежурный.

– Коля, Коля! – закричала Федоркова. – Забери меня отсюда, Коля! Меня тут пытают! Коля!

– Он все равно не слышит, – сказал Осокин и стал наблюдать за ее реакцией.

Ангелина побледнела, начала тяжело дышать, задергала руками. Но ничего выдавить из себя так и не смогла. Осокина всегда веселила реакция, вызванная безысходностью положения.