Октавиана прикоснулась к ее руке, остановив бесконечный поток горьких слез.

– Признайся себе, что в ссоре с мужем есть что-то, о чем знаешь только ты, и именно тебе решать, быть до конца откровенной перед ним и собой, или затаиться и ждать, пока все откроется. В этом случае, придется отпустить его с миром в новую жизнь к другой женщине.

Светлана перестала рыдать, с нажимом переспросив:

– Мне-то что делать? Я люблю его, и он обязан считаться с моими чувствами.

Октавиана развела руками, в очередной раз удивляясь женскому эгоизму.

– Никто и никому ничем не обязан, этот великий закон особенно актуален в отношениях мужчины и женщины. Любовь не судит и не винит никого. Это особое пространство, в котором каждому дозволено быть таким, какой он есть. Надо признать, что только отдавая, мы получаем.

– Меня упрекать не в чем, – Светка резко отодвинула чашку, расплескав чай. – Я делала для него все, что ему нравится и что он любит.

– Любить – это значит делать все вместе с любимым, но не для него. Мы пожнем лишь то, что посеяли. Не стоит забывать, любовь может превозмочь все, но не терпит навязанных условий и оговорок.

Светлана замолчала, пытаясь осмыслить слова Октавианы. Получается, она сама виновница своих несчастий? Ну, нет, с этим она не согласна. Он разрушил их отношения, пусть отвечает.

Словно прочитав ее мысли, Октавиана резко произнесла, вставая с места:

– Твой муж исчерпал запас доверия и подошел к новому рубежу. Его стремления к переменам ты восприняла как несправедливость, за которой должно последовать наказание. Изменись сама, или простись с ним.

Светлана молча сидела на диване, неприятно задетая словами Октавианы.

Погруженная в нелегкие мысли, Тамара присела рядом с подругой.

– Все так непросто в этой жизни, Светка, а мы ведь в самом ее начале.

– Почему именно сейчас? Ему, видите ли, показалось, что если я не рожу сейчас, то не рожу никогда, – всхлипнула Светка. – Я попыталась ему объяснить, что до тридцати у меня есть время. Карьера только в рост пошла, он не понимает, как тяжело мне было добиться этой должности, а он сказал, какая к черту должность, какой-то главный менеджер по продажам каких-то вентиляторов, на фиг никому не нужных, так как весь мир давно заполонили кондиционеры.

Тамара сочувственно вздохнула, опасаясь новых слез.

– Октавиана сказала, что у тебя есть тайны?

Светка взглянула на подругу и выпалила, заметив в ее глазах удивление:

– Да, есть! Дело в том, что я не могу забеременеть. Версию о приеме противозачаточных я придумала года три назад, пообещав прекратить ими пользоваться, что как только получу эту должность, и мы накопим достаточно денег, чтобы я могла пойти в декрет, и мы с малышом ни в чем не нуждались.

– Что здесь криминального? – Тамара непонимающе округлила глаза.

– Я, как могла, отодвигала момент признания, но и сейчас я не готова сказать правду, – голос Светланы задрожал, готовый прерваться от бури страстей, бушевавших в сердце.

– Не знаю, говорить тебе или нет, что в прихожей мне сказала Октавиана, но меня она сразила наповал своим пророчеством.

– Я вообще из ее слов почти ничего не помню. Что она тебе сказала? – равнодушным и бесцветным голосом переспросила Светлана, не ожидавшая услышать ничего хорошего.

Прежде чем сказать, Тамара выдержала паузу.

– Мы с тобой одновременно станем матерями. Ты понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – хмыкнула Светка, почувствовав, как все естество буквально завибрировало от ее слов. Впервые, так страстно и истово она пожелала, чтобы это было правдой, но с губ сорвалось другое. – Ее слова всего лишь почетный приз за полученные деньги.