– Ага… И убежала, не сняв фартук и тапочки… Знаешь, что… Я тебе не верю. И ещё…Раньше я не мог тебе этого сказать… У меня словно гиря на языке висела. А теперь могу. Я тебя никогда не любил. Никогда… Ты слышишь меня? Ты влезла в мою жизнь… Я тебя об этом не просил. Как вы там это сделали, не знаю. Бог вам судья. И мне тоже. Но с этого момента мы расходимся. Ты в свою сторону, я в свою. Единственно, кто нас будет связывать некоторое время, это дочь.
– Ты не посмеешь меня бросить.
– Это почему?
– Что о тебе скажут люди? Ведь ты бросаешь меня с больным ребенком…
– Света… Ты хочешь сказать, это я виноват в том, что дочка родилась больной? А у меня другая информация… Это вы… Конкретно вы наказаны таким образом за то, что лезете туда, куда вас не просят…Мне перечислить твоих родственников с проблемными детьми?
– Да-а… А может и ты виноват? Вон как у тебя спина-то болела…И отец у тебя, говорят, пил…Может дочке и передалось?
– Передалось, Света, передалось… И твоему отцу передалось? С чего это он, совсем молодой и никогда не болевший человек, внезапно развалился на куски? Может, ты не знаешь? Я, конечно, глубоко сомневаюсь в твоей неосведомленности… Но, а если ты, каким-то случаем, не знаешь – спроси у своей мамы. И такую судьбы, получается, ты и мне готовила? Так что, голубушка, давай так… Я всё сказал. Никак ты меня не удержишь. Мы…Разбегаемся.
Она помолчала некоторое время, обдумывая что-то про себя, вздохнула и нехотя произнесла:
– Ну… Хорошо. Твоя взяла. Уходи…Я отпускаю… Но у меня есть одна просьба. Надеюсь, она не покажется тебе обременительной. Можно, я поработаю у вас этот сезон на лукошках? Нам с дочкой нужны деньги…
– Я буду давать…
– Понятно, что будешь… Но пока есть возможность заработать… Разреши?
И я, великодушный и снисходительный, разрешил. Да что мне, жалко? В тот момент я не испытывал к ней ничего, кроме чувства жалости…И ещё – мне было стыдно…Ведь это не она меня, а я её бросал с больным ребенком на руках. Конечно…Пусть работает…Мне ведь, действительно, не жалко…
Она приходила каждый день. Садилась в уголок, обматывала пальцы лейкопластырем, чтобы они не стирались в кровь от жесткого, как наждачная бумага, шпона и крутила на оправке корзинку за корзинкой, молча и сосредоточенно. Я готовил заготовки на резаке или сидел напротив, занятый забиванием скобок в уже готовые лукошки. Разговаривать, особо, было не о чем. Дежурный вопрос о здоровье дочки и… Всё… Чужой человек с чужими проблемами… Не сговариваясь, мы не касались событий того вечера. Что говорить? Главное было сказано… Я не мог заставить себя сходить к ним домой, проведать дочку. Ведь теща имела, ко всему произошедшему, самое непосредственное отношение. И я должен был делать вид, что ничего не случилось, что я ровно и с уважением к ней отношусь? А ведь это, далеко, не так. Разве мне легче оттого, что в окружающем меня мире такого явления, как бы не существует? Это же не покушение на убийство, не подготовка террористического акта. Даже не мошенничество. Юридическая наука, в области гражданского права, со времен мрачного средневековья, когда за подобные деяния сжигали на костре, сделала огромный шаг вперед. И перестала замечать де-юре то, что существовало де-факто. Прекрасное определение, исчерпывающе объясняющее все неизвестное вокруг нас – этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. На этом, в сфере непонятного, можно смело поставить точку. Если бы в жизни все было именно так…
Я, все-таки, перешагнул через себя и к дочке наведался. Светлана сказала, что она приболела. День был воскресным, и даже каким-то праздничным. В пластиковом пакете я принес сладости и игрушку. Честно сказать, переступая порог их дома, испытывал я не то чувство робости, не то, даже, страха… Но, ничего не произошло. Никто не кинулся на меня с намерением вцепиться в волосы… Мимо меня, что-то невнятно буркнув, проскочила в огород теща. Дочка лежала в постели и у неё была температура. В комнате стоял спертый воздух, пахнувший лекарствами и тяжелым дыханием. Я сел рядом с кроватью на табурет и взял ладошку дочки в свою руку. Она обрадовалась моему приходу и маленькому подарку. При виде маленького человечка, которому придется расхлебывать всю свою непростую жизнь последствия глупости взрослых людей, меня охватила жалость. Мы даже не разговаривали. Я просто положил её горячую ладошку в свою ладонь и тихонько поглаживал маленькие, прозрачные пальчики. Сзади, бесшумно, подошла Светлана и, какое-то время, наблюдала за нами, не обнаруживая своего присутствия. Потом она дотронулась до моего плеча: