Анализ поведения некоторых преступников, признанных вменяемыми с констатацией определенных расстройств психики, создает впечатление, что какие-то темные, лишь смутно угадываемые силы ищут выхода в их недифференцированном и нерегулируемом насилии. Это не агрессивность первобытных людей, которые так не вели себя, а их наступательные действия преследовали определенные цели и отнюдь не были лишены смысла. Это и не агрессивность животных, которая необходима для них и поэтому рациональна. Скорее это насилие, так сказать, в чистом, первозданном виде, как незамутненное проявление некой еще неведомой силы, некой неизбежности, фатума, существующих абсолютно независимо от какой-либо внешней среды или ситуации и поражающих своих избранников. Это, видимо, находящееся под влиянием психического расстройства насилие. В момент брутального взрыва окружающее для них не существует, и не случайно психиатры отмечают неудержимый характер их агрессии. Грубое насилие часто выступает в качестве простейшего и в то же время универсального способа удовлетворения примитивных, даже животных потребностей.

Конечно, некоторые вменяемые убийцы, например сексуальные маньяки, тоже бывают неимоверно жестоки. Однако они резко отличаются от буйствующих психически больных тем, что всегда или почти всегда поступают в соответствии со складывающимися внешними обстоятельствами. Именно это часто позволяет им долго избегать уголовной ответственности. Агрессия таких преступников в большинстве случаев строго дифференцирована, и они, как правило, не нападают на всех без разбора, лишь повинуясь инстинкту тотального уничтожения.

К., 30 лет, пришел в дом к своему знакомому, чтобы получить с него долг в размере 100 руб., но тот не смог ему заплатить. Тогда К. убил имеющимся у него ножом должника, его жену, дочь 16 лет и мальчика-ребенка. Когда он вышел из квартиры и спускался по лестнице, навстречу ему попалась пожилая супружеская пара, К. убил и их. В беседе со мной К. не смог определить свое состояние, равно как и причины убийства шести человек. К. был признан вменяемым с некоторыми нарушениями психической деятельности.

Итак, в одних случаях особо опасный преступник действует как дикарь, попавший в современную цивилизацию (это чаще всего), в других – даже не как дикарь, а как олицетворение некой неведомой разрушительной силы, а в-третьих, исследованных, например, Чибисовым, это какое-то вообще дочеловеческое существо. Однако науке еще неизвестно, какими путями, с помощью каких механизмов древнейший опыт приходит к современному человеку. Тем не менее позволительно будет высказать по этому поводу некоторые суждения.

Ребенок рождается в уже готовой культурно-производственной среде, что является залогом усвоения и освоения им ее требований. Но рождается он оторванным от нее, лишь со способностью ее освоить, и включается в нее не сразу. Поэтому у каждого в раннем детстве должен быть свой докультурный, примитивный период. Этот период длится некоторое время, потом же ребенок начинает быстро изменяться и переделываться, поскольку он сам готов к этому, а социально-культурные обстоятельства создают в нем необходимые формы приспособления. Они, эти обстоятельства, уже давно были созданы у окружающих его взрослых, которые получили их от своих старших, и т. д.

В ходе социализации ребенок научается вырабатывать привычки тормозить непосредственное удовлетворение своих потребностей и влечений, задерживать реакции на внешние раздражители и контролировать свои реакции, опосредовать свое поведение моральными нормами. Он переходит от примитивных детских форм поведения к поведению взрослого человека, обладающего необходимой культурой, в том числе общения.