Если всё-таки она с детьми уедет к матери, то надо исключить её свадьбу с Рустамом Османовым. Запиши фамилию. Костю подключи. Он после Киевской школы ухитрится перевестись в Витебский РОВД в уголовный розыск. Будет работать там, где всё детство провёл. Он там быстро авторитет наберёт. Поговорите с Рустамом, что б Лильку за километр обходил. Так. С этим всё ясно, теперь о тебе…

Вспыхнувшая лампочка опять заставила блокнот исчезнуть со стола. На этот раз после стука в дверь просунулась голова контролёра:

– Товарищ старший лейтенант, Вас к телефону.

– Я сейчас, посиди, – молодой вышел в коридор. Вернувшись через пару минут, он раздражённо проворчал:

– Отдельная точка перепилась. Весь оперсостав Боголепов туда отправляет, короче, – бежать надо.

– Подожди секунду. У Боголепова сын уже погиб или ещё нет?

– Какой сын? Нет,… ничего не слышал…

– Ну, слава Богу! Может ещё одного спасти получится… Короче, у него сын Славик ученик третьего класса…, кстати, спроси, в каком он сейчас классе, а то я год не помню. Если в третьем, то этой зимой его собьёт лесовоз в центре посёлка, он будет из школы идти. Отец его в это время будет партсобрание в клубе вести. Водителя лесовоза Галактионова за это посадят. Может, стоит и мне с ним поговорить? Организуй встречу, всё равно начальника нам, видимо, не обойти.

– Хорошо. Слушай, я даже не знаю, сколько у него детей. Про Славика в первый раз слышу.

– Давай, беги. Да, поговори с доктором, может меня в санчасть перевести? Причина уважительная – потеря памяти. А то тут даже в туалет сходить, – и то проблема. Сам понимаешь, как-то непривычно. Представь себя на моём месте.

– Решим, я думаю. Ну, давай пока – в камеру. Как там?

– Нормально. Потом расскажу.

В камере царило веселье. Глядя на входящего Вадима, Шпана, стоявший возле стола, стал напевать, отбивая такт ложками:

– А я надыбал интересный момент,

Что и Карташ, и Шпана, и Малыш

Курили таба-табак, употребляли портвейн,

И кое что, кстати, тоже могли!

На последних словах Шпана несколько раз изобразил руками с зажатыми в них ложками характерные движения лыжника, чем вызвал очередной взрыв веселья в камере.

– Ну как, похоже? – спросил он у Вадима, явно напрашиваясь на похвалу.

– Нормально. Даже лучше, чем у автора. Конкретней.

– Во! А я что говорю! Послушай, Валера, мы тут посоветовались,…короче,… – он замялся, – в общем, тут скрыть что-то тяжело, сам понимаешь, – хата есть хата. Не будем же мы мужикам уши затыкать, в натуре. Когда ты вышел, на нас тут насели с вопросами. В общем, я объяснил, что тебе сегодня всякая хрень приснилась, ну что ты как будто в будущем живёшь. Да ещё в шкуре другого человека. И так достоверно приснилось, что ты даже про себя забыл, кто ты есть. Какие-то песни и стихи из будущего помнишь, а из жизни Валеры Бурого – ничего. Я попросил, чтобы на стороне меньше трепались, пока ты всё не вспомнишь. А то тут на зоне Бурого многие побаиваются, а как почувствуют слабину, захотят отыграться, мало ли что, сам понимаешь.

– Слабину!? Насколько я понял, Бурый в молодости боксом занимался?

– Он, пока не сел «по малолетке», на секцию бокса ходил несколько месяцев, – подсказал Карташ.

– Ну вот. Добавьте к этому ещё отличное владение приёмами боевого самбо, я там, …в той жизни, спецназ тренировал, – и я могу такую «слабину» продемонстрировать, – тут мало никому не покажется.

В камере стало тихо.

– Ну вот, ещё и самбо на нашу голову, – разрядил ситуацию Шпана, – чё, и в самом деле знаешь? Может покажешь какой приём?

– Могу, – Вадим выпрямился во весь рост, пошевелил могучими плечами, разминаясь, – но не буду! – Он сел на скамью у стола. – Уж больно я какой-то здоровый, там то я был немного полегче. А тут сила из меня так и прёт, боюсь, что могу кому-нибудь что-нибудь сломать нечаянно. Ну там, – руку, ногу, шею. Лучше без необходимости не пробовать.