– Его уже нет, пап. Нет. Он умер.

– Слава Богу, что умер. Извини. Вас связывало что-то серьезное?

– Ничего. Он был редкостным скотом.

– У тебя есть деньги?

– Пока есть, – сказала Лина. – Немного. Хватит на пару месяцев.

Почти не соврала. Теперь она точно решила, что продаст машину. Это все же лучше, чем…

– Мое предложение остается в силе. Давай завтра же я устрою тебя на работу. В нашу компанию. Для начала – должность младшего менеджера. Но быстрый карьерный рост я тебе обещаю.

…лучше, чем это.

– Нет, папа. – Лина решительно мотнула головой. – У меня есть одно дело. Мне нужно разобраться с ним. Когда закончу, может быть, подумаю над твоим предложением.

Дело у Лины действительно было. Вот только с какого бока подступиться к нему, она пока не знала.

Начать с информации. Закачать в мозги программу по генетике. И постараться не свихнуться при этом. В любом случае неделя уйдет на то, чтоб перестать мучиться от головной боли. Потому что на лицензионку и качественное обслуживание денег точно не хватит. Придется покупать левак.

Джозеф Горны сел на место, снял очки, протер их салфеткой, снова водрузил на нос, горько посмотрел на дочь.

– Ты авантюристка, Лина, – сказал он. Авантюристка по внутреннему складу, как и твоя покойная мать. Она развелась со мной, когда тебе было три года и погибла, когда тебе едва стукнуло четыре. Разбилась на машине, врезалась в дерево. Она всегда любила ездить с бешеной скоростью. Ты никогда не думала, что неприятности подстерегают нас на каждом шагу? Что жизнь – это смертельно опасная штука?

– Я знаю об этом, пап, – сказала Лина. – Знаю не хуже тебя.

Лина сидела в небольшом уютном французском ресторанчике на Джейсон-стрит. Сидела одна за столиком. Ловила на себе взгляды посетителей – холодные женские, заинтересованные мужские. Ресторан был не из дешевых, с хорошей кухней, с элитным вином, публика здесь преобладала далеко не бедная. Лина в своих кожаных джинсах и безразмерной футболке навыпуск смотрелась на общем фоне белой вороной. Пожалуй, она и вправду была похожа на марджа. Ну и пусть, и плевать. Просто у нее появилось достаточно денег, чтобы пообедать в приличном месте, и именно это она делает, потому что именно этого ей хочется.

Лина вспомнила, как пару лет назад она пыталась объяснить одному европейцу, туристу из Италии, что такое мардж. «Ну, понимаешь, Стефано, мардж – это маргинал. Он не хочет подчиняться обычному для большинства американцев порядку. Не хочет работать легально, не хочет платить налоги. В сущности, он уже добился всего в этой жизни – потому что у нашего крутого государства до фига денег, потому что оно имеет возможность платить марджам приличное пособие всю их жизнь». «У нас тоже есть безработные, тоже есть пособия» – отвечал итальянец. «Нет, Стефано. Мардж – не просто безработный. На самом деле у него есть работа, только она нелегальная. Марджи – это как бы отдельный класс, они презирают приличных людей, хай-стэндов – тех, кто живет по высокому стандарту. Марджи говорят, что Америка зашла в тупик. Что в нашей стране все слишком хорошо организовано. Что всеобщий электронный контроль убивает свободу. Поэтому марджи не пользуются кредитными картами, не работают в государственных компаниях, у них вообще все своё – свои фирмы, нигде не зарегистрированные, свой бизнес, свои кварталы, свой образ жизни». «Однако пособие они все-таки получают». «Получают. Попробовали бы не получать. Пособие – единственный способ государства получать о марджах хоть какую-то информацию. Если б марджи отказались от пособия, был бы прямой повод обвинить их в нелегальном бизнесе, а это уже преступление четвертой степени». «Разве вашему правительству не очевидно, что марджи – нелегалы?» «Предположим, очевидно. И что из того? Заводить уголовные дела на десятки миллионов американских граждан? Это разрушило бы стабильность страны. Поэтому все сохраняется так как есть – марджи маскируются под безработных, боссы из сената делают вид, что они этому верят».