В связи с поспешной эмиграцией и убийством Романовского отношение армии к Антону Ивановичу изменилось, и не почувствовать этого он не мог. Как, впрочем, не мог не понимать, что, как и Романовский, рано или поздно сам станет объектом покушения. Больше всего боится не за себя, а за семью, понимая, что с его гибелью жена и дочь могут просто не выжить. В отличие от членов царствующего дома или вельмож, как князь Феликс Юсупов (убийца Распутина), никаких сбережений у него не было. Понимая это, Деникин слегка запаниковал – семья для него была главной ценностью, поэтому все его последующие метания по Европе (Англия, Бельгия, Венгрия, снова Бельгия и, наконец, Франция), носили некий охранительный маневр и больше напоминали «заметание следов», чем способ утвердить себя как лидера военной эмиграции. Как раз наоборот, он явно дистанцировался от прошлого, а от текущей политики тем более и внешне, и внутренне подчеркивая немощную старость, хотя ему всего пятьдесят, а жена вообще на двадцать лет моложе. Он сильно располнел (всегда был несколько округл), носил мешковатые одежды, голый череп сверкал в обрамлении седых волос. Некогда щегольская мушкетерская бородка совсем побелела, да и общался со всеми по-стариковски учтиво, без признания всякой военной «стали» в голосе. Привратницы музейных библиотек принимали его за чудаковатого профессора словесности. Скажи им, что этот человек большую часть жизни кроваво воевал, умерли бы от неожиданности и страха.

Как ни странно, но если в эмиграции Деникин с теплотой что-то и вспоминал, то это был именно Екатеринодар. 20 февраля 1919 года, в самый разгар сыпнотифозной эпидемии, у него здесь родилась дочь. Огибая глубокие сугробы, маленький попискивающий комочек, погруженный в розовое атласно-стеганое одеяло, принесли в особняк на Соборной, бережно прижимая к груди. Когда развернули, грозный генерал (видите, даже близкое окружение называло его диктатором), двигавший огромные вооруженные массы, от умильного чувственного наката расплакался. Девочку назвали Мариной. Говорят, в честь поэтессы Марины Цветаевой, в творчество которой была влюблена ее сверстница, жена Деникина – Ксения Васильевна Чиж, Ася, как любовно называл ее всю жизнь Антон Иванович. В юности она зачитывалась «Волшебным фонарем», всхлипывая от счастья в пахнущую свежестью девичью подушку, совсем не предполагая, что придет время и очаровательная Ксюша Чиж, ставшая эффектной мадам Деникиной, будет гулять возле Лувра с той самой несравненной Мариной Цветаевой и ее мужем Сергеем Эфроном, бывшим гвардейским офицером, элегантным, ироничным, с непременной инкрустированной серебром тростью в оперчаточной тонкой замшей руке. Слушая щебетание двух восторженных дам, Эфрон загадочно усмехался, да и было от чего. Сергей уже давно жил в Париже на деньги ГПУ, но об этом даже жена узнает слишком поздно. Могла ли Ксения Деникина думать, что эти освежающие голову и душу прогулки спасут ее семью, а вот сердечную подругу и великую поэтессу погубят – и где? В глухой Елабуге, откуда Париж будет выглядеть как мираж в пустыне…

Женитьба Антона Ивановича Деникина достойна, наверное, отдельного повествования, да такого, когда невольно напрашиваются исторические похожести из поэтики неудержимой любви пожилого мужчины к юной прелестнице. Я их искал, и, представьте себе, нашел, правда, частично, причем в самом неожиданном персонаже. Нечто подобное произошло со Сталиным, который, по легенде, в молодые годы спас малышку, упавшую в бурную реку при неосторожном гулянии по Тифлисской набережной. Девочку звали Надя, а фамилия ее была Аллилуева. Много лет спустя она станет женой того самого молодого и отважного Сосо Джугашвили, или, как называли его «товарищи», – Кобы, что навсегда вошел в мировую историю под фамилией, которую сегодня помнит весь мир – кого-то она восхищает, кого-то корежит, но никого не оставляет равнодушным.